Мне пришлось проваляться в кровати не двое суток, а четырнадцать дней. Ушибы болели невыносимо. До туалета я добиралась, ахая, держась за стенки, а глаз приобрел нормальные очертания только к середине октября. Аркадий объявил мне бойкот и демонстративно заявлял, появляясь на пороге спальни:
– За глупость и награда!
Машке было меня жаль, и она без конца притаскивала в спальню новые детективы и корзинки с фруктами. Десятого числа в комнату вошел Кеша и швырнул на одеяло упаковку с «Биг маком».
– Небось соскучилась по этой дряни.
– Ты больше не сердишься, – обрадовалась я, радостно разворачивая обертку.
Сын фыркнул и вышел. Пятнадцатого октября меня привезли к Дегтяреву на работу, и мрачные парни задали несчастной больной женщине кучу вопросов. Аркадий сидел около меня с непроницаемым лицом адвоката, иногда он пинал мать безукоризненно начищенным ботинком и шипел:
– Говори суть, не разводи сопли.
Такое поведение законника даже возмутило одного из допрашивающих, брюнета с нервным лицом, и он протянул:
– Вы, Аркадий Константинович, весьма странно обходитесь с клиенткой, честно говоря, я впервые сталкиваюсь с таким защитником.
– Она моя мать, – рявкнул Кеша, – ты бы со своей как в подобном случае поступил?
Брюнет мигом ответил:
– Убил бы.
Дегтярев хмыкнул, но ничего не сказал. Продержав меня почти до вечера, Александр Михайлович велел:
– Все, едем домой.
По дороге в Ложкино мужчины молчали как рыбы, любые мои попытки завести разговор пресекались на корню.
– Сегодня хорошая погода, – начала я, глядя на хлещущий за окном дождь.
Кеша мигом включил почти на всю мощность радио. Понимая, что переорать Земфиру не сумею, я замолчала.
В Ложкино меня отвели в спальню. Я плюхнулась на кровать и схватила книгу. Не хотят общаться, и не надо, когда-нибудь же домашним надоест дуться! Они и раньше иногда злились на меня, но следует честно признать, что так долго не обижались никогда.
В десять вечера дверь в мою комнату распахнулась, на пороге появилась группка людей: Аркадий, Оксана, Александр Михайлович и Манюня.
– Мы решили простить тебя, – заявил полковник.
– А я и не сердилась на мусечку, – влезла Маня, – ни одной минуточки.
– Замолчи, – велел ей Аркадий.
Я усмехнулась, Манюня терпеть не может, когда ущемляют ее свободу, сейчас старшему брату мало не покажется. Но неожиданно девочка забормотала:
– Ладно, ладно, не лезь в бутылку, – и захлопнула рот.
Я удивилась до крайности. Что за чудеса? Машка никогда не выступает в роли послушной младшей сестрички, ее амплуа совсем другое: казак, размахивающий шашкой.
– Спускайся в гостиную, – велел полковник.
Я порысила вниз. Первый, на кого упал взор, был Женька, мирно щелкающий пультом телевизора.
– Привет, – радостно заявил он, – у вас ТНТ не ловит? Вот жалость, хотел…
– Предатель, – затопала я ногами, – уходи немедленно! Ты вызвал ментов в пиццерию!
– Никого я не вызывал, – попятился Женька.
– Не ври! Очень хорошо видела, как защитники правопорядка проверяли документы у людей.
– Ну и что? В Москве все время облавы. Профилактика терроризма.
– Ага, – взвыла я, – только твои засланцы интересовались не лицами кавказской национальности, а женщинами-блондинками.
– Всем молчать! – рявкнул полковник. – Сесть на диван, ноги вместе, руки сложить на коленях!
– Мы там все не уместимся, – пискнула Оксана.
– Молчать, – гремел Дегтярев, становясь сине-красным, – надоело спорить с придурочными бабами, слушать меня, захлопнуть рот!
Я испугалась. Полковник невысок ростом, весьма тучен, и сейчас его давление явно зашкалило за сто восемьдесят. Как бы приятеля не прихватил гипертонический криз. Только забота о здоровье Александра Михайловича подвигла меня на послушание. Я покорно плюхнулась на диванчик.
– Вот и молодец, – неожиданно мирно заявил крикун. – Значит, так! Сейчас я объясню всем, что за история у нас приключилась, а потом совместно решим, как поступить. Имейте в виду, говорить буду только я! Тот, кто начнет перебивать, мигом вылетит за дверь. Ясно?
– Что ты смотришь в мою сторону? – обозлилась я. – Сижу, молчу.
– Вот и молчи, – вновь налился синевой приятель.
– Ты лучше начинай, – вздохнула Оксана, – а то голова заболит. Хочешь, укол сделаю?
– Засунь его себе в жопу, – огрызнулся всегда вежливый полковник.
Маня захихикала.
– Молчать! – завопил полковник. – Ты тоже хороша, всех обманула! Выдрать ремнем, лишить сладкого, отобрать видик, поставить на горох, запретить ходить в школу!
Аркадий хмыкнул:
– Ну со школой ты перегнул.
– Молчать!!!
– Все, все, говори сам.
Александр Михайлович схватил со стола бутылку боржоми, одним махом проглотил литр минеральной воды и мирно сказал:
– Слушайте.
Стас Комолов, нищий паренек, прибыл в столицу из местечка под названием Веденеево. Вроде и близко поселок от Москвы, а жуткая провинция. У себя дома Стасик работал шофером, особого образования у него не имелось, зато была интересная внешность, отличная фигура и исключительные мужские способности. Правда, последние вместо радости доставляли одни неприятности. Веденеево крохотное, жителей по пальцам пересчитать, свободных девушек и молодых вдовушек мало, а Стасик просто не мог подолгу жить с одной и той же. К слову сказать, обаять он мог существо женского пола минут за двадцать. Пару раз его пытались бить обиженные женихи и рогатые мужья. Скорей всего, Стасик бы сгинул в какой-нибудь драке, но тут, на его счастье, в Веденеево занесло госпожу Анну Лапшину.
Анечка, чей паспортный возраст точно не знал никто, кроме врача-косметолога, регулярно делавшего ей подтяжки, обожала молодых мужчин.