На консоли, на верхнем марше лестницы, стоял мраморный амур. Слегка розоватый… Милая такая мордашка. На Лику чем-то похож… Далась мне эта Лика! Амур целился в меня из лука. Второй амур, должно быть, родной брат первого, доставал стрелу из колчана. Любовные стрелы — это опасно! Это мы уже проходили…
— Здравствуйте, господин Кирсанов, — раздался женский голос справа от меня. — Алла Леонидовна ждет вас. Следуйте за мной, я провожу вас к ней. Она у себя в кабинете.
Высокая дама лет сорока, в строгом сером платье, подчеркивавшем ее угловатую худобу, материализовалась буквально из воздуха. Шучу, конечно! Она выпорхнула из-за угла, поприветствовала меня кивком головы и, не дожидаясь ответа, двинулась вверх по лестнице. Я направился следом, все еще с любопытством озираясь по сторонам.
Внутри дом был даже более роскошным, чем снаружи. Дача Красавчикова по сравнению с этим замком — просто казарма! Ну как тут не признать, что все познается в сравнении. Ведь его нехилый, в общем-то, домишко произвел на меня сильное впечатление всего неделю назад.
— Курить можно? — поинтересовался я, доставая сигареты и зажигалку.
— Да, пожалуйста! Только если рядом окажется пепельница, — не оборачиваясь, отозвалась дама.
Если у меня когда-нибудь будет похожий домик, непременно найму подобную телку. Приезжают гости, она их встречает. «Пожалуйста, будьте любезны! Если рядом окажется пепельница…»
Интересно, сколько стоят такие хоромы? Может, десять лимонов зеленых? Или еще больше? Нет, но у меня такой хижины точно никогда не будет! Такие деньжищи!
Мы поднялись на второй этаж. По ярко освещенному хрустальными бра коридору, застеленному ковровой дорожкой, шли минуты две, потом повернули и остановились возле дверей из красного дерева. Рядом с дверью в глубоком кожаном кресле сидел и читал журнал Егор, телохранитель Лебедевой. Я его сразу узнал. В ночном клубе «Манхэттен» встречались. Он тоже узнал меня — вскочил и руку пожал.
— Все в порядке? — просто для того, чтобы что-то сказать, поинтересовался я, проводив взглядом даму, исчезнувшую за дверью.
— Если этот шурум-бурум можно назвать порядком, — ухмыльнулся телохранитель. — Вроде чувствует себя нормально, но за последние два часа уже раз пять о тебе справлялась.
— Что же вы так лопухнулись-то! Упустили того, на джипе, не прострелили даже колеса.
— По скатам мы как раз и стреляли, а кто из нас лопухнулся, это еще вопрос! — огрызнулся Егор. — Просто он нырнул за рефрижератор и ушел, а оставить Аллу одну в разбитой машине, сам понимаешь, мы не имели права! Где гарантия, что следом не шла вторая, добивающая группа? Такие случаи бывали…
— Получается, либо вы промахнулись, либо колеса джипа с герметиком.
Я посмотрел телохранителю в глаза, но он лишь отмахнулся.
«Ай да Лика! — подумал я, щелкая зажигалкой. — Это ж надо — такой рисковый трюк… Хорошо, что все закончилось именно так, а не иначе».
Внезапно из-за двери донесся истошный женский крик. Мы с Егором выхватили пистолеты и бросились на помощь.
Миновав просторную гостиную с мебелью красного дерева, мы ворвались в рабочий кабинет.
Я кинулся к Лебедевой — она висела над огромным письменным столом в петле из капроновой веревки. Схватив со стола ножницы, я перерезал веревку, подхватил обмякшее тело, и мы положили его на диван. Дама в сером рыдала и заламывала руки.
Я вернулся к столу. Кроме пустой бутылки джина, стакана и пепельницы, полной окурков, я ничего особенного не заметил. Все — как у всех! «Паркер» с золотым пером, портативный компьютер, органайзер с перекидным календарем, телефакс, настольная лампа, ворох журналов…
Рядом со столом, на ковре, лежал опрокинутый стул с высокой спинкой.
Вот это финиш, елы-палы! Мне приходилось видеть и зарезанных, и утонувших. Однажды на моих глазах какого-то мужика переехала электричка. Но чтобы висельника? Это впервые…
— Готов поклясться, к ней никто не заходил! — сказал Егор и убрал пистолет в кобуру. — Сама, что ли, повесилась? — Он посмотрел на меня и быстро отвел взгляд.
Я передернул плечами и ничего не сказал. Ну, покончила жизнь самоубийством, ну и что? Не она первая, не она последняя. Плохо только, что я снова стал безработным. Кто мне будет теперь жалованье-то платить? Некому… Фирма, считай, совершенно обезглавлена. А задаром теперь работают только дураки либо альтруисты. Я должен сказать, что ни к тем, ни к другим не принадлежу. Денег — кот наплакал! От трех кусков, заработанных способом, о котором мне тошно вспоминать, осталось не так уж много.
Поездка в Иркутск, между прочим, дорого обошлась. А «Цербер» мне пока ни копейки не заплатил! Нагрузил кучей трупов, да и все. А моральный урон, а стрессы? Разве это жизнь для нормального человека? Да и вообще это не жизнь, а сплошной запредел! Театр абсурда. Криминального абсурда…
Наконец-то я сброшу с себя это ярмо! Пошлю всех к чертовой бабушке! Хотя бы на недельку укачу на свое озеро Отрадное. И чтобы вокруг ни одной живой души…
— И что теперь делать? — отвлек меня от моих размышлений Егор. Он только что вызвал милицию. — Хотел бы я знать, на кого мы теперь работаем? Кто у нас шефом будет?
Надо полагать, один из тех, кто причастен ко всем трём самоубийствам, — выделив голосом последнее слово, я пристально посмотрел на телохранителя. — Кстати, первым, кого станут колоть в убойном отделе, будешь ты! Если Лебедеву повесили, то единственный, кто мог это сделать, вне всякого сомнения, ее личный телохранитель. Сам посуди — торчишь у двери, никуда не отлучался… Приготовься, братец!…
— Ну это ты брось! В УТРО парни поумнее тебя… Порешь херню какую-то! Начальник фигов!
— Вот увидишь! Только мне уже все равно! Задолбали, хватит! Считай, что я подал заявление по собственному желанию…
Ждать прибытия опергруппы пришлось недолго. Ни у кого не возникло сомнения, что причиной смерти Лебедевой стал суицид, последовавший вслед за сильным стрессом, вызванным автокатастрофой. Самоубийство — и точка! Сливай воду, туши свет!
Медэксперт, осмотревший тело, не обнаружил никаких видимых повреждений. В холле первого этажа уже топтались санитары из труповозки. Их позвали. Тело Лебедевой положили на носилки, прикрыли сверху белой простыней и увезли в морг судебно-медицинской экспертизы. Запротоколировав показания свидетелей, в том числе и меня, менты тоже умотали.
Наконец-то мне представился момент позвонить Сталкеру. Пусть Лика радуется — зло наказано, справедливость торжествует…
Выслушав мое сообщение, Олег пробормотал что-то невразумительное, а потом, уже более разборчиво, с язвительной усмешкой спросил:
— Неужели ты веришь, будто эта жизнелюбивая дамочка, став обладательницей капитала в несколько миллионов долларов, самостоятельно накинула себе петлю на шею?