Ватными руками Герц успел захлопнуть багажник, а потом подошёл к водительской двери и замер.
Из «шестёрки», раскрашенной в традиционные милицейские цвета, вышел сержант в форме и, козырнув, потребовал:
– Предъявите права, гражданин! И пожалуйста, технический паспорт на машину.
Герц протянул документы и почувствовал, как подгибаются колени, когда сержант, пройдя мимо него, направился к багажнику.
Но опасения оказались напрасными. Гаишник лишь сверил номер, потом вернулся и отдал права с техпаспортом назад.
– Хорошая у вас машина, – бросил он, улыбнувшись. – И сколько за неё платили?
Михаил напряг отказывающуюся соображать извилину, отвечающую в его мозгу за память, и вспомнил, что за «мерседес» он не платил ни копейки, так как тот был отобран у одного из подшефных бизнесменов за несвоевременную уплату долгов.
Но ведь не говорить же об этом гаишнику!
– Не знаю, – небрежным жестом отмахнулся Герц. – Это подарок брата, он живёт в Германии, – на ходу сочинил бригадир.
– Везёт же некоторым! – усмехнулся усатый сержант и, опять козырнув, направился к своей машине.
Бригадир обрушился на сиденье «мерседеса» и молча проводил взглядом уехавшего в сторону Стрельны мента. А потом завёл двигатель и, не разбирая дороги, помчался в самый центр города.
Мысли в голове смешались, руки дрожали, а страшный груз в багажнике, казалось, жёг спину адским огнём.
В некоторые моменты Герцу чудилось, будто лежащие в машине мертвецы начинают стонать. Причём так громко, что прохожие оборачивались вслед проносящейся по улицам иномарке и удивлённо поднимали брови.
Потом он понял, что стоны раздаются в его разрывающейся от напряжения голове.
Герц не слишком осознавал, как его «мерседес» оказался в одном из тёмных дворов, куда даже днём свет проникал лишь сквозь дыру в верхней части каменного ущелья, придуманного, надо полагать, страдающим боязнью открытого пространства архитектором.
Он огляделся вокруг и, не обнаружив ни одной живой души, кроме облезлых подвальных котов, уставившихся на человека зелёными глазами, при помощи автомонтировки отодвинул тяжёлую чугунную крышку канализационной шахты и открыл багажник. Сбросил в зияющую темноту сначала Макарона, а потом и Иру. После чего, не забыв поставить крышку колодца обратно, снова сел в машину и поехал в расположенный неподалёку автосервис.
Там работал приятель Герца. Он занимался перебивкой номеров на двигателях, причём так умело, что без экспертизы определить липу было практически невозможно.
Но не это сейчас интересовало бригадира. В сервисе его дружка имелась автомойка, и там работал некий Дятел, в прошлом отпетый уголовник. Но он умел держать язык за зубами.
Загнав машину во двор, Герц нашёл Дятла, подвёл его к «мерседесу», открыл багажник и спокойно сказал:
– Помой его, – и положил в руку мужика двадцать долларов.
Мельком глянув на перепачканный свежей кровью багажник, Дятел захлопнул его и молча кивнул.
Через тридцать минут Герц уже мчался из центра по направлению к Сосновой Поляне, где в гараже должен был его ждать Клим.
Хаммер уже в пятый раз за день набирал номер домашнего телефона Иры, но отец всякий раз отвечал, что от дочки пока нет никаких известий.
Родители волновались. Поводом для этого послужило не только отсутствие Иры в течение последних суток, но и главным образом те странные обстоятельства, при которых она исчезла.
Когда Сергей впервые за сегодняшний день позвонил, Владислав Антонович растерянно сообщил: дочери дома нет. Причём когда он вернулся, то обнаружил, что дверь в квартиру закрыта только на язычок замка, словно её захлопнули, выходя на лестничную клетку, в ванне не спущена вода, телевизор работает, а ни одна из вещей Иры, включая лежащее в ванной комнате чистое бельё, не тронута.
– Может, вы невнимательно посмотрели? – Павлов поёжился от пробежавшего по спине ледяного холода.
– Нет, – категорически ответил Владислав Антонович. – Мы с матерью проверили все, включая те из вещей, которые Ира не надевала уже очень давно. Все на месте. Даже обувь… Такое ощущение, что она вышла из квартиры в одних тапочках и халате на голое тело. Только их мы не нашли. Сергей, а ты знаешь, где Ира может быть? – больше для порядка, чем в надежде получить хоть какую-нибудь информацию, поинтересовался Владислав Антонович.
– Нет, ума не приложу. В таком виде?.. Вы звонили её подругам? Например, Наде? Возможно, она…
– Надя сама нам звонила уже четыре раза. – Отец Ирины на секунду замолчал, словно что-то обдумывая. – Мы связывались с милицией, но там сказали, что дело о пропавших людях заводят лишь по истечении трех суток. Что делать, Серёжа, скажи?! – Голос Владислава Антоновича сорвался, он едва держал себя в руках. – Мать места себе не находит!..
С тех пор Хаммер ещё четырежды справлялся, не появились ли хотя бы какие-то известия от его невесты. Но всякий раз, едва Владислав Антонович снимал трубку с аппарата и с надеждой в голосе кричал: «Алло, Ира?» – Павлов понимал, что все остаётся без изменений, сконфуженно извинялся и вновь вытаскивал из пачки сигарету.
В пепельнице уже скопилась целая гора окурков. Все пространство квартиры на Большой Монетной приобрело серо-голубоватый оттенок от повисшего в воздухе плотного сигаретного смога. Но никотин был не способен хоть на самую малость притупить боль от обжигающих все тело раскалённых нервов.
К вечеру, когда он в шестой раз услышал нерадостную информацию от отца Иры, дым в квартире стал таким, что противоположная стена казалась нарисованной размытыми красками.
Странно, но Хаммеру совершенно не приходило в голову, что можно открыть окно. В конце концов его голова словно налилась свинцом, веки отяжелели, а белки глаз густо покрылись сетью лопнувших капилляров, отчего приобрели красноватый цвет.
Затушив сигарету в груде окурков, Павлов направился на кухню, открыл почти до отказа кран с холодной водой и подставил под тугую струю голову.
Стало легче, боль постепенно отступила. Чуть отстранившись, Сергей прямо из-под крана стал жадно глотать пахнущую хлоркой воду.
И в этот момент из комнаты донеслась пронзительная трель телефона.
Сергей бросился к нему со скоростью пули, неловко толкнул торшер, покачнувшийся, а затем, словно нехотя, упавший на пол, и одновременно со звоном разбившегося стекла взял трубку мокрыми пальцами.
Сердце едва не выпрыгивало из груди. Казалось, оно не делает этого лишь потому, что не знает, в какую сторону выскочить.