Сейчас все изменилось. И когда Персиков сообщил о предоставлении отпуска, я первым делом подумал не о том, что наконец-то обрету долгожданную свободу, разорвав в клочья так называемую личную охрану, а о том, как встречусь с Рамоной, как мы вместе будем тратить деньги, и как тридцать вечеров подряд я буду засыпать рядом с ней! Мне стало не по себе от осознания радикальных перемен, происшедших в мозгу бывшего майора десантно-штурмового батальона за истекшие полгода. Я решил для начала вырваться с базы, а уже потом окончательно привести в порядок свои мысли относительно дальнейшей работы на мафию. Тем более что времени у меня будет достаточно — целый месяц.
* * *
Сигнал, отправленный с наружной, замаскированной под сухую сосну антенны, добрался до спутника за считанные секунды, так же стремительно ворвался в телефонную сеть, пробежал по проводам и достиг радиотелефона, стоящего на туалетном столике возле кровати Рамоны. В этот самый момент она как раз лежала и читала журнал «Космополитен».
Услышав звонок, молодая писательница лениво протянула руку, не глядя, сняла трубку и приложила ее к уху.
— Да?..
— Алло, Кремль? Владимира Ильича будьте добры. — Конечно, это был я. Я всегда так начинал разговор.
— Его нет, он в Швейцарии. — Рамона бросила журнал и радостно села на широкой кровати.
— С кем имею честь говорить, сударыня? Уж не Надежда ли Константиновна у аппарата?
— Она самая. Здравствуйте, Феликс Эдмундович! Я уже просто заждалась вас… — вполне серьёзно сказала Рамона и одарила меня телефонным поцелуем. — Какие новости?
— Завтра утром я буду свободен, словно птица. — Мне было очень приятно снова слышать её голос. Тем более сообщать такую долгожданную для нас обоих новость. — Жди. Скоро буду.
— Правда?! — Мне показалось, я ощутил, как радостно стали булькать волны внутри водяного матраса, на котором, надо полагать, сейчас лежала моя любимая девочка. Матрасик, скажу я, был что надо! Кто хоть раз спал, а уж тем более занимался сексом на таком чуде спального дизайна, тот понимает. Нет лучшей кровати, чем водная.
— Готовься к встрече дорогого гостя, выгоняй из-под одеяла любовников и убирай дом! — отчеканил я. — Приеду — проверю! Приказ ясен?
— Так точно, товарищ подполковник, — отрапортовала Рамона. — Когда ждать?..
Она не смогла выдержать до конца игривый тон и последние слова произнесла нежно и ласково.
— А почему подполковник? — Я впервые услышал о «посмертном» присвоении майору Боброву очередного воинского звания.
— А потому. Мне так больше нравится! — Рамона решила не болтать по телефону о серьезных вещах. — Когда до меня доберешься?
— Дня через два. — Я был уверен, что в Пярну буду раньше, но решил не загадывать заранее. Мне хотелось въехать в город на белом коне. — Всё, солнышко, заканчиваю. Жди меня, и я вернусь, только очень жди! — Слова из песни пришлись как нельзя кстати.
Рамона ответила коротким:
— Слушаюсь! — И на этом разговор завершился.
— Красивая? — спросил дежурный узла связи, до этого молча сидевший рядом и прослушивающий разговор через наушники.
— Очень, — ответил я и, подмигнув парню, направился к выходу.
Вечером ко мне в комнату за консультацией пришёл Донат Рысько. Мы проговорили минут сорок, потом я выгнал его, принял душ, свистнул ближайшего охранника и сказал, чтобы пригласил ко мне кладовщика вещевого склада. Кладовщик шел долго, наверное, целый час, за что чуть не получил подзатыльник. Мой метод убеждения действовал даже на тех, кто не подчинялся мне согласно правилам внутреннего распорядка. Я выбрал пару десятков предметов из списка, а потом сам лично пошел вместе с кладовщиком в его закрома подбирать приличную одежду. Всё-таки в отпуск еду, а не бутылки собирать — там, на воле, лоск нужен.
Я выбрал самый модный костюм зеленого цвета, три белых рубашки, три разных галстука, остроносые ботинки с утеплителем — все же не май месяц, а только март — и длинное кашемировое пальто, тоже темно-зеленое, под цвет костюма. Затем набрал всякой мелочи типа расчесок и различных видов одеколона и понес все это в свои апартаменты, порекомендовав кладовщику принести мой заказ не позже чем через пятнадцать минут, если он не хочет нарваться на неприятности. На что кладовщик только озлобленно оскалился.
Я включил утюг и собрался привести в божеский вид одну из рубашек, когда дверь комнаты открылась и вошел Персиков. Он понаблюдал с усмешкой благодетеля за моими приготовлениями и сказал:
— В семь сорок пять.
Хлопнул дверью и пошел дальше по коридору. Проверка на местах. Обычное явление. Спустя какое-то время он вернулся, положил передо мной две банковские упаковки пятидесятидоллоровых купюр и добавил:
— С тобой поедут Альберт и Самурай.
Посмотрел, как я отреагирую на это сообщение (никак я не отреагировал) и вышел.
Альберт — это ерунда. Он не доставит лишних заморочек. А вот второй… Самурая совсем недавно перевели во внутреннюю охрану из первой колонны, и я знал его только поверхностно. Но все-таки кое-какая информация о нем у меня имелась. А именно — этот полукореец, полубурят говорил только тогда, когда его о чем-то спрашивали. Стрелял ничуть не хуже, а даже наверняка лучше, чем я или кто-либо еще из охраны базы. В совершенстве владел джиу-джитсу и тайским боксом. Мог три минуты находиться под водой без воздуха. Спал на деревянной доске, без одеяла и подушки. Откуда он, я не знал, но однажды в спортзале слышал разговор его бывших «коллег» по структуре. Один из них шепотом говорил, что Самурай — представитель дружественной организации из Сингапура, направленный в нашу мафию вроде бы как для стажировки, а на самом деле для выяснения силы и возможностей контролирующей территорию бывшего Союза теневой власти. Самурай через каждые два месяца менял подразделение, вникая в вопросы их функционирования и взаимодействия с центральной властью мафии. Говорил он с небольшим восточным акцентом, но в целом вполне прилично. Ни с кем не общался, никому не звонил. Два раза в неделю — в среду и пятницу — два часа проводил в бункере Персикова. О чем там шла беседа, естественно, никому не было известно.
Вот такая информация была у меня на боевика по прозвищу Самурай. Никто не знал его имени, все называли по кличке. Он не противился и имени своего не сообщал.
Имея такие данные на человека, приставленного ко мне на целый месяц, я решил повнимательнее приглядеться к нему. Ясно, что в процессе «охраны» моей драгоценной персоны он будет играть первую скрипку. И, само собой разумеется, регулярно докладывать на базу о моем поведении «на воле». В результате чего господин Персиков будет делать выводы. Далеко идущие…
Я привёл в порядок костюм, рубашку, галстук, пальто, с которым с непривычки пришлось порядком повозиться, сложил необходимые вещи в сумку и, развалившись на кровати, стал смотреть спутниковое телевидение. Как раз в это самое время транслировали матч за звание чемпиона мира по боксу среди профессионалов — между моим любимцем Длсорджем Форменом и ещё каким-то негритосом, фамилии которого я не расслышал. Это всё равно было не важно, так как нового чемпиона из претендента не вышло ни на грамм. Уже в третьем раунде он решил, что спать на ринге очень даже можно, и уснул так сильно, что ни судья, ни врач не смогли его разбудить как минимум две минуты. Потом бедолага все-таки продрал глаза, непонимающим взглядом оглядел стоящих вокруг людей и, я был в этом совершенно уверен, если бы мог говорить, то наверняка спросил бы у них: «Где я?..» Но дар речи к нему еще не вернулся, так что пришлось бедняге опереться на массивные плечи врача и тренера и, с трудом передвигая ватные ноги, отправиться досыпать в раздевалку. А невозмутимый старина Джордж смотрел на это представление ясными карими глазами и, казалось, скучал. Весь его чемпионский вид выражал только одну мысль: «Ну вот, опять студента какого-то приволокли. Совсем скучно становится на профессиональном ринге без серьезных соперников. Пойти, что ли, выпить пивка?..»