Ярослав долго думал, прежде чем ответить.
— Заместитель начальника военной разведки.
— А кто же тогда вы, мой нежданный коллега? — Весников, прежде чем задать этот вопрос, тоже подумал.
— Руководитель группы обучения в Осоавиахиме, — растирая ладонью ноющий лоб, бросил Ярослав.
— Это там учат резать глотки консервными банками? А я-то, глупый, полагал, что в Осоавиахиме учат быстро надевать противогаз и делать отравленному ипритом искусственное дыхание рот в рот.
— Я — командир разведывательно-диверсионной группы войсковой разведки «Стерх» капитан Корнеев.
— Домбровский, Корнеев… У вас, наверное, была веселая жизнь, Ярослав Михайлович?
— Как-нибудь расскажу.
— Это вряд ли, — вздохнул Весников. — Вряд ли… Возьмите это, пригодится, — вынув из кармана пять пачек новеньких купюр, полученных от Червонца, Весников насильно впихнул их в руку Корсака. — Когда я пойму, что дело сделано, я организую вам коридор для отхода. Назову вам адрес, где находится семья. И это все, что я могу для вас сделать. Никто не знает, что вы в банде. Кроме, разумеется, людей Шелестова, которые ходят за нами по пятам. Но отдавать вас в руки моего ведомства, я думаю, они не станут. В противном случае вы не искали бы связи с ними. Так что, — размышляя о чем-то, он вышел на середину комнаты, — узнать о вашей замечательной судьбе мне не придется. Вы видели человека, следящего за нами?
— Конечно.
— Странно, — поджал губы Весников. — Настолько странно, что теперь этот же вопрос хочется задать Червонцу… И вы знаете этого человека?
— Нет, конечно.
— Лжете, естественно, — утвердительно качнул головой Весников. — Но я не думал, что в военной разведке работают люди, пренебрегающие основными правилами наружного наблюдения.
— Если только эти люди сознательно не стараются обратить на себя внимание лиц, которым известны такие правила. Сотрудник «светился» для меня, откуда же ему было знать, что рядом со мною сыщик из Ленугро?
— Логично, — согласился Весников, поджав губы и продолжая думать. — Значит, так, Ярослав Михайлович, дальше будем работать по моему плану… Я слышу, как кто-то поднимается по лестнице. И что-то подсказывает мне, что это вряд ли ваш человек. Скорее всего, это миллиардер и коллекционер раритетов мистер Полонский. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что я для вас по-прежнему Крюк?
— Хватит ребячиться, ступайте базарить с паханом, — махнул рукой Корсак.
— И вот еще что, Ярослав Михайлович… — уже на полпути к двери, в которую раздался стук, шепотом сказал Весников. — Перестаньте же вы наконец демонстрировать свои умения Червонцу! Он и так вас опасается, а вы своими действиями даете ему основания опасаться вас еще больше!
Улегшись на диван, Слава угрюмо уставился в дверной проем, в котором появился вор. Наблюдая, как тот осматривается, словно выискивая в комнате что-то новое, он молчал.
— Ну, как тут у вас? Все живы-здоровы? А я, признаться, подумывал о том, что приду, а тут водочка на столе, селедочка порезана, колбаска… — Вытащив из-за пазухи большой сверток, он стал выкладывать из него только что перечисленное на стол. Ярослав цепким взглядом обратил внимание на то, что сапоги у вора в засохшей земле, телогрейка в грязи, а под ногтями рук черные полоски. — Товарищ Домбровский, — не глядя на Корсака, а лишь улыбаясь куда-то в стол, ухмыльнулся Червонец, — вы еще не утратили своего умения стрелять с обеих рук на бегу, «по-македонски»?
— С чего ты взял, что я умею так стрелять?
— Бросьте, ну бросьте же! — У Червонца было хорошее настроение, и он всемерно хотел им поделиться. — Ваш папа шепнул мне, что его сын еще тот мастер. Все сожалел старик, что не удастся приобщить вас к своему делу… А я вот одним махом… Придется стрелять, придется… И легавых валить будешь, и других типажей, что в прицел попадут. Будешь!..
Ярослав, помня обещание, данное Весникову, промолчал. Его манил запах нарезанной колбасы, вместо отчаяния, которое заползло было в его душу, теперь появилась надежда. Поднявшись с дивана, он подошел по щербатому паркету к столу, прихватил на кусок хлеба огромный ломоть «краковской» и развалился на стуле, поглядывая вокруг, к немалому удивлению Червонца, спокойным взглядом.
— А знаешь, почему будешь? — не унимался Червонец, скромно прихватывая на кончик финки кусочек селедки. — Потому что о семье думаешь. И правильно делаешь… — Отерев жирные руки, он сунул руку за пазуху и вынул конверт. — Ты почерк жены помнишь?
У Ярослава екнуло под сердцем.
— Разумеется.
— Тогда читай. — И конверт, крутнувшись несколько раз, долетел до адресата.
Поймав краем глаза взгляд Весникова, который грыз колбасу и наливал в мутный стакан водку, Ярослав сделал вид, что не заметил этого. Ленинградский милиционер, говоря о том, где скрывается Червонец, был абсолютно прав. Явившись на эту квартиру, Корсак испортил бы все дело Весникову.
Не желая читать, конечно, прочитанное Червонцем письмо в его присутствии, он поднялся и отправился в свой угол, на диван и там, при скудном освещении, с замиранием в груди и дрожью в руках, прочел…
«Славочка, с нами все хорошо. Нас кормят хорошо. Для Леньки носят молоко, мне первое и второе из столовой. Нас не обижают, в комнату в нашу без стука не заходят. Человек, который передаст тебе это письмо, очень порядочный и воспитанный человек. Леньке он принес деревянного конька. Но я очень боюсь за тебя и очень скучаю. Я люблю тебя. Твои Света и Ленька. P.S. У Леньки выросли два зуба вверху…»
Под текстом стояло сегодняшнее число, а это означало, что писала Света несколько часов назад или даже час. Если, конечно, этот мерзавец, очень «порядочный и воспитанный», не заставил ее пометить письмо неверной датой вчера или, вообще, несколько дней назад.
Слава читал, и в груди его бешено колотилось сердце. Он словно прикоснулся к Свете и сыну. Словно увидел их обоих рядом, словно поговорил…
Его сын растет, у него режутся зубы, а он… Как ни наивно и комично это звучало сейчас, но Корсак испытал вдруг такой прилив невероятного по силе гнева, что едва не встал и не направился к Червонцу, который с довольной улыбкой сидел за столом и ел колбасу…
— Ты доволен?
— Ты зачем землю лопатил, товарищ? — нахально уставясь на грязные сапоги Червонца, неожиданно спросил Слава. Свернув письмо, он уложил его в карман. — Для картошки поздновато, для сева рановато. Сейчас единственное рытье земли, что не зависит от сезона, связано с похоронами. Кому это ты ямку приготовил? Не для моей ли жены, попросив перед ее погребением письмецо мужу набросать?.. Червонец… — Лицо Корсака потемнело, и с него исчезло все человеческое. — Я тебе их жизнями клянусь… Если что-то неладное с ними происходит или уже произошло… Я тебя на куски порву. Ты не представляешь, какой страшной бывает смерть.
— Я гадом буду! — взревел от ярости бандит. — Я отвечаю тебе, что они живы и здоровы!..