Присев от неожиданности — по его расчетам, двое в кабине уже давно были мертвы, — Хромой выронил автомат.
Что-то не так. Не так, как обещал Червонец. Всего, чему бандит не может дать объяснения, он всегда боится. На четвереньках пробежав по дороге, стараясь прижиматься к земле как можно ниже, он уже почти скатился в кювет, как вдруг дверца снова распахнулась.
— Не стреляй, гад! — закричал Хромой, выставив перед собой руку, но крик его потонул в треске выстрелов. — Не стреляй, сволочь, я не с ними!..
И тут же задохнулся от мокрой, горячей и липкой волны, залепившей ему рот, глаза и уши…
Хромой обезумел. Прижимаясь к земле, он видел десятки ног, появляющихся на земле, за колесами. Из кузова грузовика прыгали люди, и этого Червонец тоже не обещал.
Развернувшись, Хромой заскакал по дороге как заяц. С лица его капало что-то липкое, остывающее с каждым мгновением, в ноздрях, забитых смрадной вязью, чувствовался запах сырого горелого мяса.
Повинуясь животному инстинкту и совершая ту же ошибку, что совершает русак, он даже не выходил из света фар, стелющегося по проезжей части.
Первый выстрел догнал его, когда он проскакал таким образом не более пяти метров. Пуля угодила в поясницу, прошла сквозь все туловище и застряла где-то в мышце под лопаткой. Хромой, задыхаясь от прихлынувшего адреналина, не чувствовал боли. Он лишь подумал, что кто-то догнал его и ударил ногой под зад. Боли не было, стало лишь невыносимо тяжело бежать.
— Не бей, гад, не бей меня! Я сейчас уйду! Я уйду, я не хотел!.. — обезумев, выкрикивал он бессвязные фразы.
Вторая пуля угодила ему в ногу.
— Не бей! — разрывая трахеи, проорал Хромой. Он убежал от грузовика уже на добрых сорок метров, и ему по-прежнему казалось, что кто-то бежит за ним следом и, разъярившись, пинает по тем частям тела, что оказываются ближе.
Третья пуля угодила в затылок. Хромого словно ударили сковородкой по голове. Ноги и руки сбились с ритма, он упал и медленно стал сползать по раскисшей обочине в кювет, к которому так стремился.
Еще мгновение — и с дороги были видны только голенища его кирзовых сапог…
Еще до того, как Зимородок уткнулся исказившимся от удивления лицом в асфальт, двери кузова с тыльной части грузовика пришли в движение. С грохотом распахнувшись, они открыли выход для десяти сидящих в нем человек. В пятнистых маскировочных халатах, коротких сапогах и с автоматами Шпагина в руках, они прыгали на дорогу, привычно пружинили ногами, отталкивались в сторону и, перекатившись, ящерицами сползали с дороги. Вряд ли кто-то из них в первую минуту боя сказал хоть одно слово. Свою работу они знали хорошо и с правилами своего поведения были ознакомлены задолго до того, как сели в кузов этого грузовика.
Прыгая один за другим из кузова, они не рассекали ночь лихорадочными, бесконечными очередями, а вели концентрированный, кучный огонь, тратя на каждую из очередей не более двух-трех патронов.
Червонец ошибся. Корсак был прав. Нельзя было так размещать людей. Разместясь в тридцатиметровом секторе обстрела, бандиты потеряли главное свое преимущество — неожиданность. Впрочем, как уже нетрудно было догадаться, его у них и не было. Их ждали.
В тот момент, когда Зимородок получал пулю из «ТТ» высунувшегося из кабины охранника, в незаметной бойнице кузова открылась створка. Не умирай в этот момент Зимородок и не будь он озабочен пулей, попавшей ему меж бровей, он обязательно удивился бы тому, зачем на машине, перевозящей горячий хлеб, створка, прикрывающая щель для ведения стрельбы. На хлебовозках не может быть замаскированных бойниц, не предусмотрено…
В бойнице показалось тупое рыло «ППШ», но оно тут же скрылось за вспышкой огня.
Уже мертвый от пистолетной пули, Зимородок падал на асфальт, и тело его от левого колена до правого плеча вспорола автоматная очередь.
Телогрейка на нем затрещала, как разорванный шов, и из отверстий, забрызгивая его похолодевшее лицо горячим, вылетели сгустки крови, плоти и костей…
И это была не засада на грузовик, а засада на тех, кто пытался взять автомашину штурмом. Это был штурм атакующих.
— Я ничего не понимаю! — визжал фальцетом Гоша-Флейта. В руках его дергался «шмайссер», но бандит стрелял уже не для того, чтобы куда-то попасть, а просто от страха. Человек, нажимающий на спусковой крючок, всегда чувствует себя более уверенно. Но уверенности в крике Флейты почему-то не было. Слышался лишь ужас от непонимания. — Почему пули облетают гадский грузовик?! Червонец!.. Червонец! Червонец, падло?!
— Они не облетают, — хрипло выдыхая вчерашний перегар и щурясь скорее по привычке, нежели из необходимости, кричал ему Сверло, который стрелял левой рукой из пистолета. — Пули… — он сделал выстрел в сторону неумолимо приближающихся странных фраеров в пятнистых клифтах, — от грузовика… — он выстрелил еще раз, — отскакивают!..
— Ты гонишь, ты гонишь!.. — заводил сам себя, стараясь высмотреть в ночи подельников, Гоша-Флейта. — Пули не могут отскакивать от кузова! Пули должны кузов пробивать!.. — Выхватив из автомата опорожненный магазин, он с истерикой швырнул его в сторону врага и стал нашаривать у себя за ремнем новый. — Нету патронов, нету патронов… Нету!.. — Воровато озираясь, он вдруг принял позу, какую принимает спринтер на старте. — Я за патронами, Сверло, я за патронами, — и стал исчезать в ночи, — я сейчас приду… — сообщил он напоследок, словно речь шла о выходе в туалет из кинозала. — Я сейчас…
К черту миллионы. К черту сокровища Святого. Нужно жить. Наконец-то появился шанс уйти из банды. Вчера маруха в кабачке неподалеку от Адмиралтейства сказала ему, что будет ждать. Правда, он говорил, что вернется с миллионами и «рыжьем». Но она пообещала, что будет ждать его и без всех этих, мешающих нормальной жизни, условностей. Маруха Геля что надо. А в постели — так просто фея…
Наткнувшись на мягкую, но неподвижную стену, Флейта как-то сразу обвис. Рот его распахнулся от неожиданности, а ладони сжались в кулак так, что костяшки пальцев забелели в темноте. Дважды выдохнув и ни разу не вдохнув, Флейта на третьем, последнем выдохе, прошелестел:
— Червонец…
— Нехорошо, — мягко вынимая финку из ребер бандита, заметил вор. — С фронта дезертировал, тебе поверили. Кровью у нас смыл позор. А сейчас снова за старое. Нехорошо…
Когда Флейта сполз, оставляя на телогрейке Червонца широкую полосу крови, вор пригнулся и стал мягко пробираться меж кустов вдоль импровизированной линии фронта.
В темноте было хорошо видно, как распалась линия нападения. Трассирующие пули из автоматов бандитов рассекали темноту во всех направлениях. Патронов банда не жалела. Расходясь веером, пули прошивали пространство по всей розе ветров, и стоило немалого труда укрыться от них не только тем, кто появился из грузовика, но и самим бандитам. Ошалев от страха, они сыпали очередями перед собой, вокруг себя, реагируя на каждый шорох, что раздавался и в метре от них, и в сотне метров.