— Да ты что, Святой! — фальшиво взвизгнул тот, кто привел Корсака в этот дом. — Ты еще нас переживешь…
Быть может, сутки назад этот вскрик и убедил бы пана Тадеуша в верности ему, сейчас же ничего, кроме жалости к кричавшему, в его глазах не было.
— Откинь одеяло, сынок… — попросил он, не сводя глаз с сына.
Корсак привстал и твердой рукой исполнил просьбу вора. Картина, представшая его взору, заставила содрогнуться даже его очерствевшую за годы войны душу. Под суконным одеялом лежало то, что по всем понятиям биологии и анатомии должно было находиться внутри человека, — клубок вздрагивающих, сизых внутренностей, перевязывать которые не было никакой необходимости. Смещение кишок от повязки неминуемо привело бы к смерти, а потому врач, исполняя просьбу вора, даже не стал его перебинтовывать.
Единственное, что обнаружило работу доктора, — это резиновый жгут, наложенный чуть выше колена. Корсак осторожно отогнул край одеяла и обнаружил то, что и ожидал увидеть, — отсутствие ноги до самого колена.
— Противопехотная мина? — облизнув сухие губы, спросил Слава.
— А говорят, воры войну отрицают… Как думаешь, мне, как инвалиду войны, пайку назначат? — Это было очень похоже на шутку без улыбки. Если на остроты у Святого сил еще хватало, то тратить их на мимику он не решался. — Гансы при отступлении повсюду минные поля сделали, — пояснил он. — Рюхнулись вчера в Манино… туда из блокады семейка одна еврейская вырвалась… «Рыжье», камни… Дожидались, суки, пока немцы свой порядок установят…
— С километр не дошли, — объяснил один из оставшихся у одра. — Через балку двинулись, и трое наших, не считая Святого… Один выжил… — кивнул он на вора.
— Ненадолго, — прошептал пан Тадеуш, — а потому давайте торопиться…
Набравшись сил, словно собирался делать большое и важное дело, Святой на минуту закрыл глаза, а когда распахнул влажные ресницы, взгляд его был строг и беспощаден.
— Когда встанет солнце, я уйду. Я хочу, чтобы мое место занял Червонец. Ты, — посмотрел он на стоящего, и Слава понял, кто есть кто. Несколько минут назад он согнал со стула преемника самого страшного бандита Питера. — Положение — не наследство, по завещанию не передашь, выбор должен быть, понятно, за людьми, — добавил он, еще больше черствея взглядом, — но мнение мое должно быть услышанным. И не дай бог кому к нему не прислушаться… На том свете достану шпанку!..
Сдерживая кашель, который обещал закончиться кровотечением и смертью, он успокоился, насколько смог это сделать, и снова окинул взглядом стоящих перед ним, минуя сына.
— Мой сын и его семья должны получить новые документы. Их надо переправить через границу по известному тебе, Червонец, каналу.
— Польша?
— Там сейчас много русских. Кто-то не успел вернуться из плена, некоторые солдаты остались там в госпиталях да подженились… Словом, мой сын и его семья должны быть в Гданьске не позднее чем через месяц. В Варшаве им нечего делать, там уже сейчас сплошной «красный» режим. Малейший косяк в документах — камера, пересылка, Сибирь… Словом, Гданьск. Через месяц. Потом начнется чистка, перепись и прочая лабуда, которая усложнит дело… У «красных» это скоро делается… Теперь что касается лаве…
— Общак сохраню, — коротко пообещал Червонец.
Святой подождал, потом посмотрел на Червонца:
— Я назову сейчас деревню. И расскажу, где искать одну могилу.
— Ты хочешь, чтобы мы похоронили тебя рядом с этой могилой? — спросил Крюк.
Святой поморщился и посмотрел на Крюка. Лицо его выражало крайнюю степень огорчения.
— Я, кажется, рано подыхаю… Некого оставить за себя, некого, бля… Один молчит и вроде что-то понимает… Второй как идиот бормочет глупые вещи… Подойди сюда, Крюк, подойди, милый…
Когда тот послушно наклонился, в шею его вцепилась мощная рука умирающего.
— Сукин ты сын, Крюк!.. — взревел Святой. — С каких пор ты стал меня перебивать?! Дождаться не можешь?! Или ты решил, что старик совсем плох для того, чтобы говорить о серьезном?! Или ты подумал, что раз папе яйца оторвало, так его теперь и слушать не стоит?!
Откинув в сторону Крюка, лицо которого стало малиновым от натуги и обиды, Святой отдышался и с сожалением посмотрел на Славу:
— Яйца-то оторвало, да косая опоздала… Смотрите, какой у меня сын. Такого мужика родить не каждому дано… На него вас всех оставил бы, да он сейчас плюнет мне в лицо, на том и закончится… Верно, сынок?
Корсак промолчал, Святой вновь заговорил:
— А знаете, что самое удивительное?.. Не плюнь он, я бы начал подозревать, что не такой уж он и мужик… В брошенном склепе на том кладбище, — бормотал вор, не отрывая глаз от сына, — грузовик добра. Золото, картины, цацки, камней не счесть, деньги…
— Ты ничего не говорил, — сухо напомнил Червонец.
— …деньги. Все деньги должны отойти человеку по имени Корнеев. Все до последнего червонца. После пересечения границы с Польшей он сам решит, как употребить их на благо семьи с максимальным для себя интересом. Все остальное должно отойти тебе, Червонец. И ты будешь решать, как употребить их на благо наших людей. Крюк возьмет на себя контакты с коллекционерами и западными музеями. Если превратить в золото все, что находится в склепе, то сто человек могут обеспечить себя и своих потомков до седьмого колена. Настают тяжелые времена… Сейчас в стране начнется самое страшное — тусовка по военным заслугам… У тебя есть чем гордиться, Червонец? Ну, медаль там какая, за отвагу, скажем? Нет? А мужик вроде крепкий, потолок подпираешь… Почему же не воевал?.. Не о себе думаю, о людях, кои мне поверили… А потому сдайте имущество, что я для нас готовил, и разлетайтесь в разные стороны, аки голуби… Такое мое завещание будет… Стар я, на пороге стою, да голова у меня еще ясная, а потому истину говорю — не выжить вам в наступающих временах…
— Так что же за деревня такая, папа? — вернулся к главному, пропустив проповедь умирающего вора мимо ушей, Червонец.
Вцепившись в руку преемника судорожной хваткой, Святой подтянул его к себе.
Слава понял — конец вора близок.
— Поклянись, что исполнишь волю мою!.. Поклянись, что выправишь сыну документы и поможешь уйти с деньгами!..
— Клянусь, Святой, клянусь, — сухо пробормотал Червонец.
Корсак покосился на Крюка, и по спине его пробежал холодок. Вот почему завещание оглашалось в присутствии этого бандита! Слава понял, что Крюк единственный из всех, кому доверяет хозяин. Он — свидетель! Для сообщения о схроне достаточно было одного Червонца, имей Святой в него веру! Но старый вор специально оставил в комнате Крюка, чтобы Червонец дал слово перед постелью умирающего хозяина в присутствии третьего.
И картина происходящего стала проявляться для Славы во всем своем мраке.
Если бы на квартиру за ним и Светой с ребенком поехал Червонец, то история закончилась бы смертью его семьи. Бандит вернулся бы к одру Святого и сообщил, что НКВД всех перестрелял. Корсак-де оказал сопротивление, и он, Червонец, опоздал. Все, что он смог сделать, — это завалить двоих-троих «красноперых». Святой уже на ладан дышит, до разборок ли ему! До установления ли истины!