Дверь в квартиру распахнулась, на пороге стояла… Аля. В первую секунду я растерялась и попятилась, но потом сообразила, что дочке Роди и Нели исполнилось четырнадцать лет, а девочке, которая сейчас улыбается в прихожей, от силы семь-восемь. Но именно так выглядела в этом возрасте Алечка, даже прическа у ребенка была идентичной: волосы глубокого черного оттенка, вьющиеся красивыми крупными кольцами, были забраны в два хвостика, на лоб спускалась изогнутая прядка. И глаза смотрели с Алиным выражением: в глубине темно-карих очей плясали бесенята. Выпятив пухлую нижнюю губку, девочка спросила голосом Али:
– Вам маму, да?
Я обрела способность говорить:
– Сделай одолжение, позови ее.
– Мамуся, – закричал ребенок, – к тебе пришли!
В холл вышла худенькая женщина в джинсах. Несмотря на дикую жару, вот уже несколько дней изнуряющую москвичей, на ней был толстый свитер, а на ногах белели вязаные носки. На дочь она была похожа, как позитив на негатив. Беленькая, голубоглазая, с веснушками.
– Вы Саша?
– А вы Даша? – тихо спросила в ответ хозяйка.
Потом она положила руку на голову девочки и сказала:
– Родя говорит, что она похожа на Алю, словно близнец.
Я не нашлась что ответить и только развела руками.
Саша поморщилась.
– Понимаю, это для вас неожиданность. Родя тщательно прятал нас. Я так хотела, чтобы сказанное вами оказалось злой шуткой.
– Какие могут быть шутки, – покачала я головой и протянула Саше газету «Жизнь», – вот, смотрите, это издание напечатало статью о случившемся, не видели?
– Я не читаю желтую прессу, – ответила Саша, но «Жизнь» тем не менее взяла и уставилась на фотографию, помещенную на обложке.
– Вот, значит, где он жил, – протянула она, – как вам кажется, мне разрешат взять к себе Алю, если я докажу, что девочки сестры?
– Не знаю, – пробормотала я, – мне думается, Але лучше ни о чем не знать. Боюсь, она испытает шок. Она-то считает себя единственной папиной дочерью. И потом, доказать родство сейчас будет крайне затруднительно, генетическую экспертизу не сделать, Родион умер, тело завтра кремируют. Надеюсь, вы не будете настаивать на изъятии материала для исследования.
Саша молча подошла к тумбочке, ютившейся около вешалки, вытащила оттуда небольшую книжечку, обернутую в бумагу, и протянула мне. Свидетельство о рождении. Кутепова Елизавета Родионовна, отец Кутепов Родион…
– Думаю, этого документа достаточно, – забубнила я, старательно сгребая мысли в кучу, – вы хотите подать на наследство? Я плохо разбираюсь в юридических тонкостях, но, если Елизавета является родной дочерью, ей причитается равная с Алей доля.
Саша вспыхнула огнем, у нее покраснела даже часть шеи, не спрятанная под воротником свитера. – Нам ничего не надо. Деньги, дом, фирма – все останется у Али. Мне просто жаль девочку, как она станет жить одна? Без отца и матери…
– Может, разрешите пройти в квартиру? Неудобно как-то на пороге, – попросила я.
– Да, конечно, – опомнилась Саша, – ступайте сюда, на кухню.
Если хотите составить мнение о женщине, к которой пришли в гости, загляните туда, где она готовит пищу, многое станет ясно.
У Саши в десятиметровом пространстве уместилась куча бытовых приборов и царил строгий порядок. Утварь хозяйка подобрала ярко-красного цвета, тут и там виднелись досочки, подставочки, кружочки, полотенчики – все одного колора, на мой взгляд, немного утомительная для глаз картина.
Я села на табуретку и неожиданно для себя заявила:
– Кто бы мог подумать! Родя казался исключительно верным мужем.
Саша схватила со стола салфетку и принялась скручивать ее в жгут.
– Вы его не осуждайте, все случайно вышло.
Я молча смотрела на женщину, похоже, ей лет тридцать, а может, и того меньше. Ай да Родион, ай да безупречный семьянин! И ведь никто ни о чем даже не подозревал. Лизе восемь лет, и ни разу Родя не обмолвился ни словом о ней, не намекнул о том, что имеет еще одну дочь.
Когда Родя и Неля поженились, то через пару месяцев молодая жена залетела. Нелька принеслась ко мне, плюхнулась на диван и зарыдала:
– Что делать?
– Рожать, – безапелляционно заявила я, – дети – это радость. Нелька шумно высморкалась.
– Ага, хорошо тебе говорить. Квартиру имеешь, прописку, а мы здесь на птичьих правах, помощи ждать неоткуда, учиться еще четыре года. Мне что же, институт бросать? Нет уж, сделаю аборт.
– Ни в коем случае, – испугалась я, – знаешь, какие осложнения бывают!
– Только не со мной, – по-детски самоуверенно заявила Нелька.
Она таки сбегала в больницу и избавилась от ненужного ребенка. Потом Родион и Неля благополучно закончили институт. В их дом пришел относительный материальный достаток, и Неля стала поговаривать о младенце. Но ни через год, ни через два, ни через три желанная беременность не наступила. Нелька бегала по клиникам, ездила на воды, лечилась у гомеопатов и бабок-травниц. Толку – чистый ноль. Очевидно, первый аборт нанес непоправимый вред ее организму.
Сначала подруга расстраивалась, без конца рассказывала о каких-то новых методах лечения бесплодия, затем притихла, смирилась с тем, что ей никогда не испытать чувства материнства, и… забеременела. То ли подействовали наконец принимаемые много лет лекарства, то ли Неля просто перестала психовать, но факт остался фактом.
Ошалевшие от радости Кутеповы никому не рассказали о скорых переменах в своей судьбе. Мы не знали ни о чем вплоть до того момента, когда Родя около шести часов утра позвонил к нам домой и, отбросив всегдашнюю серьезность, завопил:
– Дашка! У нас дочка родилась! Рост пятьдесят один сантиметр, вес три пятьсот двадцать, образцово-показательный младенец!
Я так и села на кровати, хлопая глазами. Последние четыре месяца Нелька упорно избегала всяких встреч не только со мной, но и с остальными друзьями, говоря: «Извините, ребята, приболела немного. Вот приду в себя, и погуляем».