«Августин, Августин, ах, мой милый Августин, все пройдет, все…»
– Чегой-то? – удивился мент и уставился на тротуар.
Я стукнула ступней еще раз. Но музыка зазвучала только громче.
– Где играет? – изумлялся патрульный.
Я принялась с яростью долбить подметкой о бордюр.
– Кроссовки музыкальные.
Слава богу, заунывная мелодия стихла.
– Во, прикол, – восхитился милиционер, – у меня жена о таких мечтает, но… не по карману, почти семь тысяч стоят!
– А какой у нее размер?
– Тридцать девятый.
Я протянула парню коробку.
– На, подарок супруге, там точь-в-точь такие, но имей в виду, они заедают.
– Ты че, – попятился мент, – не, не возьму!
– Бери, даром достались!
– Украла?
Я вздохнула и сказала:
– Давай сядем в твою машину, я все объясню.
Спустя десять минут страшно довольный инспектор спрятал коробку в багажник и спросил:
– Ты никак в больницу шла?
– Да.
– Вот и ступай себе.
– А машина?
– Не переживай. Меня поставили тебя ждать, никуда не денусь, выйдешь, а я тут, на горке кукую. Иди-иди, помозгую пока, как тебя отмазать. Ну спасибо за кроссовки! Теперь Ленка меня точно в выходной на рыбалку отпустит. Шлепай себе, не расстраивайся!
Очень осторожно, стараясь не споткнуться, я добралась до клиники, поднялась на нужный этаж, вышла из лифта и тут же налетела на доктора, который курил на лестнице.
– Простите, – заорала я, – девочка, Елизавета Кутепова, ну та, которая упала из окна, у нее какая группа крови? Четвертая с отрицательным резусом? Вы не ошиблись? Может, первая?
Еще утром приветливый, врач мрачно ответил:
– Нет, конечно. Если я спутаю группу крови, меня можно под суд отдать. Четвертая, резус отрицательный, только причина смерти не в том, что девочке сделали переливание крови…
Я попятилась.
– Чьей смерти?
Доктор раздавил окурок в железной банке из-под «Нескафе», служащей тут пепельницей.
– Извините, я думал, вам уже сообщили. Лиза скончалась.
– Как?! Почему? Вы же говорили, опасности для жизни нет…
– Ошибся, – зло ответил хирург, отводя глаза, – результаты вскрытия узнаете во вторник.
– Но сегодня среда! Неужели потребуется так много времени?
– Да, – рявкнул врач, – да! Именно столько, до вторника. У нас патологоанатом уволился, а новый придет только в начале следующей недели!
– А похороны?
– Вы Кутеповой кто? Близкая родственница?
– Нет, просто знакомая.
– Тогда и разговаривать нечего, – схамил хирург и собрался уходить.
– Постойте, где Саша, мать Лизы?
– На третьем, в терапии, плохо ей, – буркнул врач и убежал.
Я спустилась вниз и отыскала палату, куда поместили Сашу. Она неожиданно оказалась двухместной, но на второй койке не было ни постельного белья, ни подушки с одеялом.
Сашенька лежала лицом к стене. Я села на край кровати и положила руку ей на плечо. Она вздрогнула и повернулась ко мне.
– Они ошиблись, да? Лизочка жива, да? Ты пришла это сказать?
В ее глазах заплескалась безумная надежда. Железная рука сжала мне горло, не в силах вымолвить ни звука, я покачала головой. Внезапно Саша села и схватила меня за плечо.
– Это расплата! Всю жизнь я ждала, что господь накажет, отнимет самое дорогое… Лизочка…
Из глаз Саши покатились крупные слезы, она поднесла руку к виску и прошептала:
– Сильно голова кружится… земля ходуном ходит…
Я испугалась и побежала за врачом, который незамедлительно поставил диагноз: приступ мерцательной аритмии.
– Вы ее сегодня выпишете? – осторожно спросила я, когда доктор вышел в коридор.
– Нет, конечно, – довольно сердито ответил он, – разве можно в таком состоянии отпустить. Минимум – неделю пролежит.
Я приоткрыла дверь палаты, увидела, что Сашенька уснула, и ушла.
Домой предстояло возвращаться на перекладных. Сначала я пыталась поймать машину. Иринины «Жигули», въехав в «Мерседес», тихо скончались, пришлось оплачивать услуги эвакуатора, который потащил руины на свалку. Благодарный за кроссовки гаишник ловко уладил дело, и никаких разговоров с хозяином «мерса» мне вести не пришлось. Правда, я все же потребовала координаты мужика. В конце концов, он-то не виноват, что у Иришкиной развалюхи не работает ручник. Ладно, вечером позвоню «малиновому пиджаку» и улажу дело. Платит тот, кто «автор» безобразия.
Очевидно, автолюбители в массовом порядке не имели никакого понятия о качественной женской одежде, потому что, увидев даму, стоящую на обочине с поднятой рукой, люди притормаживали, окидывали меня быстрым взглядом и уезжали. Скорей всего эксклюзивное летнее платьице казалось им похожим на дешевенький ситцевый сарафанчик, купленный на площади Киевского вокзала у говорливой украинки, а невозможные кроссовки намекали на явное сумасшествие особы, нацепившей на ноги несуразную обувку.
Потеряв всякую надежду поймать машину, я помчалась к метро, но сначала потребовалось влезть в автобус, потому что ближайшая станция оказалась очень далеко. Трясясь в переполненном, жарком ящике на четырех колесах, я мрачно смотрела в окно.
Наконец отвратительно воняющий автобус доставил меня до здания, на котором виднелась гигантская буква М. Я выкарабкалась наружу и, неожиданно почувствовав острую боль в лодыжках, уже собралась спуститься вниз, как на глаза попался плакат «Лучшие автомобили – по лучшей цене». Я замерла. Так, до Ложкина метро не ходит, следовательно, добравшись до шоссе, мне придется вновь устраиваться на обочине и махать руками… Это с одной стороны, с другой – как ни крути, Иркины «Жигули» вконец разбила я. Конечно, они были совсем старые, дышали на ладан, но ведь ездили, и весьма бойко. Следовательно…
Я развернулась и пошла в направлении, которое указывала жирная, ярко-красная стрелка.