Альберт Трент заканчивал дела в кабинете. Он поздно встал после вчерашней почти бессонной ночи – работал, а сейчас решил кое-что доделать, прежде чем ехать на Холм. Все эти дела были связаны с его высоким постом в Комиссии по разведке Палаты представителей. Он уже многие годы пребывал на этом посту и прекрасно разбирался практически во всех вопросах, связанных с разведкой, по крайней мере в тех, о которых разведывательные организации информировали своих надзирателей из конгресса. Он пригладил свои жидкие волосы, выпил кофе, съел бутерброд с датским сыром, собрал портфель и через несколько минут выехал на работу в своей «хонде». Еще через пять лет он будет раскатывать на чем-нибудь подороже, скажем в Аргентине. Или в южной части Тихого океана. Говорят, там настоящий рай.
На его тайном счете уже скопились миллионы. В следующие пять лет он удвоит эту сумму. Тайны, которые продавал Роджер Сигрейвз, стояли в самой верхней части прайс-листа. Теперь дела обстоят совсем не так, как в годы «холодной войны», когда ты сбрасывал противнику секретную информацию и получал за нее двадцать тысяч баксов. Люди, с которыми имел дело Сигрейвз, оперировали только семизначными суммами, но за свои деньги требовали многого. Трент никогда не задавался вопросами ни об источниках информации Сигрейвза, ни о людях, которым он ее продавал. Да тот и не стал бы ничего ему рассказывать, а Трент, по правде говоря, и знать этого не желал. Он должен был лишь четко передавать информацию, которой его снабжал Сигрейвз, дальше по цепочке. Его метод осуществления этих передач был уникален и, вероятно, безупречен. По сути дела, это была основная причина, из-за которой вся разведывательная система Америки сегодня давала сбой.
«На поле» действовало множество энергичных и опытных контрразведчиков, пытавшихся выяснить, каким образом происходит утечка информации. В своем официальном качестве Трент имел доступ ко всем этим расследованиям. Агенты, общавшиеся с ним, не имели никаких оснований подозревать, что рядовой член комитета со скверной прической, который ездит на восьмилетней «хонде», живет в убогом доме и вкалывает за то же ничтожное жалованье, что и любой другой гражданский служащий, на самом деле является звеном мощной шпионской цепи, которая парализует все действия американских разведывательных служб.
Властям к настоящему времени, видимо, уже было известно, что где-то глубоко в недрах этих служб завелся «крот», но при наличии пятнадцати разведывательных организаций, сжирающих пятьдесят миллиардов бюджетных денег в год и держащих в штате более ста двадцати тысяч сотрудников, стог сена слишком велик, а иголки менее чем микроскопические. А Роджер Сигрейвз, как Трент успел убедиться, работал чудовищно эффективно и никогда не упускал из виду никаких деталей, сколь бы мелкими и тривиальными они ни казались.
Трент попытался выяснить хоть что-нибудь о его прошлом, когда они беседовали в первый раз, но тщетно. Будучи опытным человеком, давно связанным с делами разведки, Трент понял, что это означает: Сигрейвз в прошлом профессионально занимался исключительно тайными операциями. Значит, этому человеку никогда не следует переходить дорогу. Правда, Трент и не собирался. Он предпочел бы умереть старым и богатым и подальше от здешних мест.
Он тащился в своей раздолбанной «хонде» и пытался представить себе, как будет выглядеть его новая жизнь. Она будет весьма отличной от теперешней, это уж точно. Трент, правда, никогда не задумывался о том, сколько жизней было принесено в жертву его жадности. Предателей редко мучают подобные приступы совестливости.
Стоун только что вернулся со встречи с Мэрилин Бин, когда кто-то постучал в дверь его коттеджа.
– Хелло, Оливер, – раздался голос Аннабель, когда он выглянул наружу.
Он не выказал никакого удивления по поводу ее возвращения – просто пригласил войти. Они уселись в шаткие кресла напротив камина.
– Как прошло ваше путешествие? – вежливо осведомился он.
– Бросьте. Никуда я не уехала.
– Да неужели?
– Вы сказали остальным, что я уехала?
– Нет.
– А почему?
– Потому что знал: вы вернетесь.
– Да ладно вам, не морочьте мне голову, – раздраженно сказала она. – Вы же меня совсем не знаете!
– Стало быть, знаю. Потому что вы опять здесь.
Она покачала головой:
– Вы, наверное, самый необычный из всех кладбищенских служащих, какие мне только встречались.
– А много вам их встречалось?
– Я случайно узнала, что произошло с Робином.
– Полиция ошибается, конечно, но пока она еще этого не знает.
– Надо вытащить его из тюряги.
– Мы работаем над этим, а с Робином все в порядке. Не думаю, что ему там кто-нибудь попытается создать неприятности. Я сам видел, как он уделал пятерых в драке в одном баре. Не говоря уж о приличной физической силе, он в драке совершенно безжалостен и знает кучу всяких специальных приемов. Мне такое в человеке страшно нравится.
– Но кто-то же врезал ему там, у Джонатана?
– Да уж.
– Зачем? И зачем было убивать Бина?
– Затем, что Бин, скорее всего, узнал, от чего умер Джонатан. Вполне достаточная причина. – И Стоун рассказал ей о своей беседе с Мэрилин Бин.
– Значит, они убирают Бина и сваливают вину на Робина, раз уж он так удачно оказался на этом месте?
– Они, видимо, засекли его, когда он входил в дом или выходил оттуда, пришли к выводу, что стрелять с чердака будет очень удобно, и привели этот план в исполнение. Должно быть, они уже успели удостовериться, что Бин часто приводит домой женщин и при этом всегда пользуется одной и той же спальней.
– Крутая против нас подобралась компания. И что нам теперь делать?
– Для начала нужно просмотреть пленки всех камер наблюдения из книжного хранилища.
– Пока я до вас добиралась, как раз придумала, как это сделать.
– Я и не сомневался, что вы придумаете. – Он помолчал. – Вряд ли нам удастся довести это дело до конца без вашей помощи. Да что там, я просто уверен, что не удастся.
– Смотрите не перехвалите меня. До конца еще далеко.
Некоторое время они сидели молча. Потом Аннабель выглянула в окно:
– А знаете, здесь очень тихо и мирно.
– С мертвыми-то? Нет, я в последнее время начинаю ощущать некоторый дискомфорт. Угнетает такое соседство, знаете ли…
Она улыбнулась и встала.
– Я позвоню Калебу, расскажу, что придумала.
Стоун тоже поднялся, распрямляя мускулистое шестифутовое тело.
– Боюсь, я уже достиг того возраста, когда даже стрижка газонов вызывает болевые ощущения в суставах.
– Примите обезболивающее. Я вам позвоню, как только устроюсь.
Когда она проходила мимо него, направляясь к двери, он тихо сказал: