Не вступая в полемику ни с одной из противостоящих сторон, я постарался создать правдивое целое из деталей, которые сами по себе правдивы лишь отчасти. Но в истории, признаемся самим себе, не бывает совершенно достоверных подробностей, хотя именно подробности имеют в понимании истории огромное значение.
Не бывает в истории и безупречных героев, ибо безупречен только созерцатель, не пытающийся хоть что-то изменить. Кто мечтает лишь найти истину, не заботясь вовсе о ее торжестве, о ее влиянии на жизнь, на ее практическую ценность. Кто же борется за свои идеи, тот непременно упречен.
Вот этого многие не хотят признавать. Одни видят в Иисусе только мудреца, другие — лишь философа, третьи — моралиста, четвертые — святого; в нем, однако, было всего в достатке. Он могуч творчеством, однако у него имелось не только великое, а и, как у каждого из нас, мелкое, достойное упреков и даже осуждения. Он был не реформатор, а создатель новой религии. И то, что не все, о чем он проповедовал, о чем мечтал и за что боролся, исполнилось — вина не его.
Вина времени и, главное, амбиций людских. Об этом мое слово. Итак…
Миновало уже несколько месяцев после Первого Собора Великих Посвященных, которые съехались на него сюда, в Эдесу, из Египта, Индии, Израиля и со всей Месопотамии. Своим первым решением они разослали во все страны волхвов и жрецов, чтобы те выяснили, где может родиться младенец царских кровей в тот самый день, когда Солнце и звезды на небе расположатся так, как располагались они в день рождения Гора. Посланцы возвращались, не принося нужных сведений. Из Ассирии. Из земли Мушки. Из земли Куттухи. Из земли Шереше. Из Армении… Осталась одна надежда — Израиль.
Великие Посвященные молились Творцу Всего Сущего, дабы свершил он чудо ради спасения рода человеческого. Каждый, конечно же, на свой манер, по своим канонам, но все просили Всевышнего об одном и том же. А подкреплялось это единодушие совместным омовением в реке Дайсан, если она вдруг не пересыхала, что бывало довольно часто. Но чаще всего омовения совершались в неиссякаемых источниках в пещере под горой, у подножия которой и стоял с незапамятных времен Храм бога Сина — бога Луны.
Трапезы Великих Посвященных тоже были общими.
Много времени они проводили на берегу то озерца Авраама, то озерца Зульхи в долгих беседах, подкармливая одновременно божественных карпов, неповоротливых от ожирения и непомерной величины: карпов здесь почитали священными и неприкосновенными.
Вот, наконец, прибыли Посвященные из Израиля. Точнее — из Галилеи. Глава Сарманского братства, по праву хозяина встретив их, уединился с ними в своих апартаментах. Выслушав, объявил:
— Поведаете Собору Великих Мудрых после двухдневного отдыха. Подготовьтесь доложить коротко и полно.
А на очередной совместной трапезе он сказал собратьям лишь о том, что вернулись посланные в Израиль с доброй вестью.
— Собираемся в пещере Авраама через два дня.
В назначенный день и час Великие Посвященные сошлись в той же пещере, где проходил их Первый Собор. По преданию, в этой глухой пещере родился Авраам. Никто не мог толком объяснить, почему именно здесь прошли роды впоследствии отмеченного Богом, в предание просто верили, не вдаваясь в детали, и пещеру называли Авраамовой. Входили Великие Посвященные в нее поодиночке после наступления темноты, и никто не освещал им путь. Когда же собрались все, у входа осталась сторожить тайну Собора тройка Посвященных, коей было велено никого не подпускать даже близко к пещере.
В самой же пещере, довольно тесной, царил уютный полумрак (горело всего несколько восковых свечей). Родник, выбивающийся из скалы, убаюкивающе шелестит. На каменных сиденьях — ватные полавочники. Толстые, мягкие, как подушки. Можно было даже возлежать на них.
Глава Сарманского братства заговорил первым.
— Великие Мудрые, как я уже известил вас, вернулись посланцы из Израильской Галилеи с хорошей вестью. Предлагаю выслушать их рассказ и посоветоваться, как поступать в дальнейшем.
Поднялись все трое, сидевшие до этого чинно на отдельной деревянной скамейке, сработанной специально по этому случаю, но заговорил один из них. Самый старший по возрасту.
— В Назарете зачала в чреве Мириам, дочь знатных родителей. Из потомственных ессеев, допущенная к мистериям, к тайным трапезам. Отец зачатого — потомок царя Давида. От Авраама до Давида — четырнадцать родов. От Давида до переселения в Вавилон — четырнадцать родов. От переселения в Вавилон до Иосифа — четырнадцать родов. Перечень их я записал, и вы, Великие Посвященные, сможете прочитать о них, поэтому я не стану занимать попусту ваше время. Добавлю одно: мы волей своей повлияли на Мириам, и она посвятила зачатого в назареи. Сделала это как бы по доброй воле, с полной охотой. По нашим расчетам, рождение младенца совпадает по расположению Солнца и звезд на небе именно с тем, какое просчитали вы, Великие Посвященные. Вот и — все.
— Можете покинуть Собор, — разрешил посланцам Глава Сарманского братства, когда же они вышагали из пещеры, попросил собратьев: — Давайте обменяемся мыслями и примем решение.
Привстал Великий Посвященный тайного Маорисского центра ессеев, давая этим понять, что говорить собирается он.
— Собратья, Яхве не оставляет без внимания избранный им народ! По его воле зачат в чреве Мессия. Мы с вами на Первом Соборе говорили, из какого состояния сил образовалась Римская империя: заговор жадной до власти олигархии ради подчинения себе всех грубой силой; подавление науки, искусства, ремесел, а стало быть, всего человеческого разума во имя полновластия правящего меньшинства — вот на чем вскормлено правительство Рима. Оно не признает той истины, на которую правящая сила должна опираться, подтверждая свое право стоять у власти: на высшее начало науки, справедливости и экономии. Хитрые и коварные олигархи, творя беззаконие, прячутся за спинами ими же самими придуманными отцов-конскриптов, которых будто бы выбирают обязательно из плебеев, но на самом деле их назначают, вернее, протаскивают через выборы сами олигархи. А что нужно плебею? Немного богатства и чуть-чуть славы. За это он сделает все ему веленное. Он без зазрения совести отбросит все — честь, справедливость, законы общежития. Если ему скажут поставить во главу угла меч, он его поставит без колебаний! Так вот, подталкиваемые олигархами, плебеи завоевали Италию, после чего объявили войну всему роду человеческому.
Великий Посвященный Маорисского центра Ессеев помолчал немного, размышляя, стоит ли еще говорить о Риме, о котором его собратьям известно не менее, чем ему самому, но вывод его был таков: чем сильнее он обвинит в грехопадении рода человеческого Рим, символ которого — злая волчица, тем убедительней прозвучит славословие израильскому народу, оставшемуся верным, несмотря на все страдания, законам Моисея, законам человеколюбия, законам справедливости, высшей духовной чистоты, идеалам свободы.