— Доброе утро, принцесса, — поздоровался я с ней.
— Привет, засоня. Голова не болит после вчерашнего?
— Да нет. Я в порядке…
— Может, хочешь чего-нибудь крепенького?
— Ну если только рюмку коньяка с лимоном, — пошутил я. Но шутка была принята всерьез.
— Садись за стол, — пригласила Лина. — Будем завтракать.
— А что, только вдвоем? — удивился я.
— Да, рано утром позвонил дядя Рома и вызвал Павла. Вернее, он хотел, чтобы ты приехал к нему. У него сегодня с утра в Москве и области какие-то срочные дела. Но Павел сказал, что ты нагрузился, и лучше, если поедет он. Дядя поворчал и согласился.
— А что ворчать-то, сам ведь сказал вчера: «Отдыхайте». Вот я и расслабился, а теперь оправдываюсь непонятно за что.
— Да не переживай ты! Лучше пережевывай, — скаламбурила Ангелина. — Вот твой коньяк с лимоном и бутерброд с форелью.
Я с удовольствием выпил рюмку янтарной ароматной жидкости, лимон и розовая форель подчеркнули выдержку и благородство напитка.
— Тебе кофе с молоком? — спросила Лина.
— Да бог с тобой, — порывисто остановил я ее. — Молоко с лимоном не сочетаются. Лучше просто черный кофе, ну и пару капель коньячку в него не повредит, — выдал я древний рецепт номенклатурных дегенератов.
— Ну ты даешь! — рассмеялась Лина. — С утра весь день под откос пустишь.
Но коньяк в кофе все-таки добавила. Настроение у меня стало подниматься, как двухместная «цесна», только что оторвавшаяся от взлетной полосы аэродрома. Тихая и мягкая идиллия обволакивала каким-то давно забытым тревожным чувством.
— Что с тобой? — спросила Лина, заметив во мне перемену.
— Я, кажется, поплыл в неизвестном направлении…
— Это как? — рассмеялась она звонким смехом, лукаво поглядывая на меня.
— Ну как, как? Такое чувство, что это утро, с солнцем, кофе и коньяком, и с красивой молодой женщиной рядом, никогда не кончится. Чушь, конечно, но так захотелось тишины какой-то, размеренной жизни, что ли… ну и всякое такое… Даже тревожить это чувство жаль.
— А что это у тебя «всякое такое»? — улыбаясь, поинтересовалась Лина.
— Ну вот, весь кайф поломала, — заворчал я беззлобно.
— Странный ты, Слава, какой-то. С первого взгляда простак-простаком, а приглядишься — вроде это у тебя маска, за которой ты скрываешь свою суть, — выдала она, разглядывая меня, будто видела впервые.
— Да ладно тебе, у всех у нас маски надеты, а у некоторых порой и по две-три сразу! А не спрячешься — ходишь, будто голый среди одетых. Лицу в маске тесно, а без нее — неуютно.
— Это так, — согласилась Лина. — Но лучше бы все-таки без нее…
— Ага, как бы не так! И все остальные тоже нагишом, как в бане?
— Ну почему обязательно в бане, — не согласилась она.
— Ну если любовь, тогда — другое дело, — парировал я глупо.
— Значит, любовь — это для тебя дело? — не унималась она, но я не понимал, в шутку сказано или всерьез.
— Да перестань ты придираться к словам. Любовь есть любовь. Много ты понимаешь в этом…
— Мне кажется, любовь не понимают — ее чувствуют. А если чувства нет, значит, просто влечение или страсть, или просто тяга к близости.
— Инстинкт, что ли? — уточнил я.
— Ну, инстинкты — это у животных, а у людей другое… Наверное, в этом чувстве, на дне его, прячется надежда на то, что это когда-нибудь переродится в любовь. Если, конечно, так получится или повезет…
Я слушал Лину и удивлялся ее внезапной мудрости, любуясь при этом непосредственной юной убежденностью.
— Да, ты права: любовь — это великое везение, — не мог не согласиться я.
— А ты любил кого-нибудь по-настоящему?
— Ну как по-настоящему? Была у меня жена, мы разошлись, не захотела ждать постоянно, нашла другого. Может, если бы любил, простил бы, а так — я дал развод. Да и детей у нас не было, а дети в этом деле, как тормоза на скорости.
— Давно это было?
— Почти пять лет прошло.
— Ну и что? Никого не нашел за это время? — допытывалась она.
— Да при чем тут нашел — не нашел! — начал заводиться я. — Спать есть с кем, проснуться не с кем…
— Это ты хорошо сказал, — Лина задумалась. — У меня тоже не все гладко было, а теперь — тем более. В том джипе, что за нами гнался, был человек. Он считал, что я — его собственность. Хотел на мне жениться и настаивал, чтобы я «гяур» прошла — мусульманкой стала. Тогда ему было бы не зазорно ввести меня в отцовский дом. А у него на Кавказе уже одна жена есть. Его дочери уж в школу пора. Говорил, что в 17 лет родители их оженили. А у жены что-то с почками серьезное, когда рожала, чуть не умерла. Так вот Тимерлан говорит, что сына хочет от меня… Их клан вначале крышевал наш клуб, а теперь уже с полгода как выкупил все заведение. И теперь он там начальник по кадрам, все девочки-танцовщицы через него проходят… У меня-то контракт еще с предыдущей фирмой был, а 1 сентября заканчивается. Я сказала, что уйду, так Тимур бесится, места себе не находит. Ты сам видел, как «опекает». Шаг в сторону — попытка к бегству, карается расстрелом, как он любит говорить. Дядя Рома пытался с ним договориться, ну и договорился до открытой вражды и откровенных угроз. А теперь, когда отец мне в Америку грин-карту сделал и сам в Москву прилетел, так все совсем на последнюю грань встало. «Или папа с мамой, или я», — так он говорит.
— А при чем здесь папа с мамой? — не понял я.
— Дело в том, что мама моя умерла при родах, вернее, вскоре после них. Ей внесли какую-то инфекцию… А папа тогда в армии служил в Афганистане. Ему должны были вот-вот отпуск объявить, на бракосочетание, но его в плен угораздило попасть. Лет шесть в плену находился, а затем русские зарубежные организации — «Толстовский фонд» и другие спонсоры уже при перестройке стали выкупать наших солдат у афганцев и давать им на Западе убежище. Отец о том, что я родилась, а мамы больше нет, узнал только спустя много лет, когда уже был в Америке. Помню, он позвонил дяде Роме по телефону, а я уже не маленькая была, взяла трубку и говорю: «Здравствуй, папочка!» Он как это услышал, так и замолчал. Потом уже мне рассказал, что у него горло так сдавило, что ничего произнести не мог. Так и положил тогда трубку, до следующего раза. А вырастила меня бабушка, и дядя Рома помогал постоянно. А как бабушка умерла, так я у дяди любимая племянница стала, благо что других нет. Отец дяде Роме очень много помогал в бизнесе и разных других делах, а Тимур вошел в доверие, и в бизнес втерся со своими отморозками. Теперь у них заваруха, а я — как разменная монета. Может, дядя отступил бы, да только Тимур потом и меня, и дело прибрал бы к рукам полностью. Вот отец и прилетел, начал оформлять мне документы на выезд, и как масла в огонь плеснул…