«Откуда у пиратов столь богатая коллекция живописи и книг? Кто был этот ценитель прекрасного? Может быть, эти корсары ограбили и пустили ко дну корабль какого-нибудь губернатора или вице-короля? — размышлял Серега, разглядывая этот плавучий Эрмитаж. — Видимо, дела обстоят приблизительно так. Настоящий детектив получается».
— Нет! Этого не может быть! — произнес вслух Строганов, продолжая сомневаться и не веря своему счастью. При этих словах в каюту вошел Ипполит Степанов.
— Граф, думаете украсить картинками свой дворец в Петербурге? — спросил ротмистр. — Не советую.
— Это почему же?
— Рамы дешевые, а на некоторых их и вовсе нет. А добротная золоченая рама стоит больших денег. Разоришься на них, ваше сиятельство. У меня в поместье жил художник Лукиано, а по-простому, по-нашему — Лука. Вечно в краске с головы до ног перепачкается, крестьянку молодую разденет, на постамент ее поставит и крупным планом на холсте оформит. Да еще бесплатно пошалит с ней!.. Пять баб на сносях ходили, пока он, стервец, к соседу, гвардейскому поручику, не перебрался. Я думал, этот итальяшка мне всех дворовых девок перепортит. Мастер был не только на все руки! Я его напоследок на конюшне выпорол, а девки ему лохмы подрали и холку намылили.
— Лукиано? Не слышал о таком, — задумчиво произнес Серж. — И работ его не видел.
— Конечно, не видел, откуда вам, сударь, их видеть. Все мои картины при пожаре сгорели, а у поручика Глинского он ничего нарисовать не успел, на него медведя натравили за то, что он девкам дурную болезнь занес и поручика через этих девиц дворовых заразил. Глинский был крутого нрава, осерчал жутко да и посадил художника в клетку к голодному мишке. Был живописец — и нет живого писца. Пришел ему, как говорится, живо писец. Медведь был счастлив свежатинкой полакомиться.
— Варвары! Крепостники! — возмутился Сергей. — Дикари! Мракобесы!
— Окстись, граф! Это мы-то крепостники? — обиделся Ипполит. — Да наши шутки — милые шалости против забав вашего дядюшки! Тот мог провинившегося мужика, а то и дворянина собственноручно на дыбе вздернуть, жулику руку топориком рубануть. А ледяные статуи? Это ведь его придумка! На мороз голышом выставит и ну водичкой поливать для создания скульптуры! Я изваяний из живых людей не делал.
Строганов, шокированный откровениями о нравах, развлечениях и забавах знати, уставился на ротмистра, а тот как ни в чем не бывало продолжал россказни о шалостях дальнего предка или, что скорее всего, однофамильца Сержа.
— Ну, дядюшка окаянный! — воскликнул изумленный Серега. — Ну, спасибо, удружил родством и наследственностью! Неужели во мне присутствуют его гены?
— Гена? Нет, Ген среди Строгановых я не знал. Про Василия слышал, про Петра. Однажды толковал с Федором, совсем мальцом тогда еще. Теперь плаваю по морю-океану с Сергеем, а Гену не знаю, не русское это имя, редкое.
Сергей промолчал, понимая, что разъяснять современные научные термины старику бесполезно. Да и мысли были совсем о другом: о картинах, скульптурах и книгах. А между прочим, в каюте еще стояли китайские вазы, наверняка древние и дорогущие. Антиквариат!
«Чего тут только нет, не корабль, а музей и алмазный фонд в плавучей деревянной упаковке! — продолжал свои размышления полковник. — Но ведь корабль как тара для перевозки и хранения столь сверх ценного груза очень не надежен. Могут пираты взять на абордаж и утопить? Могут. Могут расстрелять из орудий военные корабли? Могут. Можно и самим, без посторонней помощи в шторм о скалы разбиться! Хм, пираты на абордаж… Да мы и сами не лыком шиты, шайку таких отчаянных головорезов истребили. Никак не могу успокоиться, кого все-таки предыдущие хозяева этого корабля ограбили? Кого пустили ко дну? Кто этот человек, который смог отобрать эти шедевры и раритеты, собрать такую удивительную коллекцию? И как теперь ее сохранить?»
Всю ночь Сергей ворочался без сна, пока под утро не пришло время заступить на вахту. Даже страстные ласки любимой аборигенки, вошедшей во вкус семейных развлечений, не сумели отвлечь его от навязчивых мыслей о шедеврах. Встав к штурвалу, Строганов продолжал размышлять, а едва сменившись, тотчас принялся за работу. Он снял со стен работы опознанных им мастеров, работы неизвестных трогать не стал, пусть пока повисят. «Вывезу шедевры в Россию, нечего им по чужим морям болтаться, — решил Строганов. Подспудно в его голове промелькнула трусливая мыслишка: — Да, вывезешь, как же, держи карман шире, скорее сам зачахнешь в тропиках!» Но полковник ее быстро прогнал, скрутил холсты в трубочку и перевязал их бечевкой.
— Нужен тубус! — произнес Сергей вслух и тут же вспомнил о гранатомете. Он хлопнул себя ладонью по лбу, радуясь разрешению вопроса. — Точно, выпущу гранату по противнику и упакую в трубу картины! Нужна только цель.
Полковник машинально окинул взглядом океан, нет ли на горизонте подходящего вражеского корабля, который надо разнести метким выстрелом?! Но ни одного паруса в зоне не нашлось — ни пиратского, ни военного, ни торгового.
«Черт! Жаль, — искренне огорчился Серега и тут же одернул сам себя: — Однако быстро ты черствеешь душой, полковник! Ради того чтобы высвободить тубус, готов пустить в расход десятки ни в чем не повинных моряков. Но не стрелять же бесцельно по морским волнам!»
Сергей постоял, посмотрел в подзорную трубу в надежде обнаружить врага, подышал морским воздухом и успокоился.
«Никуда картины не денутся, — решил он. — Придет время, гранатомет освобожу, тогда и упакую шедевры. Появится еще возможность пустить в ход смертельное оружие! Какие-нибудь захудалые пираты однажды да попадут под горячую руку».
Отложив вопрос с упаковкой и транспортировкой картин, Сергей задумался о книгах. Столько раритетных изданий! Одна библия Гуттенберга чего стоит! В Российской национальной библиотеке, насколько он помнил, имелся только лист из нее, а тут целый том в хорошем переплете. Привезти в Россию пару фолиантов — и Академия наук на руках будет носить! Если бы пару лет назад кто-нибудь рассказал ему, что он будет держать в руках такие сокровища, Серж посчитал бы того товарища фантазером или сумасшедшим!
«Пополнить экспозиции родных музеев редкими экспонатами — дело правильное, но как это сделать? — задумался потенциальный Третьяков. — Где это проклятое окно во времени? Хотя бы форточка какая-нибудь отыскалась или даже замочная скважина, а уж я в нее просочусь. Кто бы подсказал, где эта щелочка находится и когда в нее можно будет проскочить? Намекни, Друг!»
Сергей слишком увлекся искусством, а его подруге требовались внимание и любовь. Поэтому через некоторое время Солу набралась храбрости, взбунтовалась и выдвинула ультиматум — или нормальные отношения, или полная свобода действий. Как любая молодая женщина, туземка чахла без ласки. Естественно, ни о какой свободе речи быть не могло, прекрасная островитянка слишком была дорога настоящему полковнику. Ему пришлось отложить изучение рукописей и любование картинами до лучших времен. С искренним сожалением Сергей убрал драгоценные фолианты в сундук, повесил на него замок, чтобы крысы не погрызли кожаные переплеты, и отложил научные исследования до лучших времен. Однако червь сомнения по-прежнему грыз его душу. А будут ли в его жизни эти лучшие времена? Строганов все же не удержался от соблазна и спрятал в свою дорожную сумку библию Гуттенберга, чтобы полистать во время вахты, пусть и урывками.