– Ну ты и нахалка! Мы же договорились о пятистах, получи вторые двести пятьдесят, и дело с концом.
– Вовсе нет, – хмыкнула Майечка, – пять сотен стоил рассказ, а адресок отдельно. Не хотите, не надо!
Скрипя зубами, я вытащила кошелек. Ей-богу, девица далеко пойдет.
– Пишите, – сыто улыбаясь, сказала Майя, – я человек честный, никого не обманываю, все расскажу. Сначала место работы – институт ядохимикатов.
– Где? – насторожилась я.
Маечка снисходительно пояснила:
– Алиска химик, занимается всякой отравой, ну что, к примеру, на поле высыпать, чтобы моль урожай не сожрала, понятно?
– Понятно, – кивнула я, пытаясь унять бешеное сердцебиение.
Институт ядохимикатов! Чашки изнутри были покрыты редким, практически не встречающимся снадобьем! Кажется, я подошла к самой горячей точке.
Можете себе представить, как мне хотелось тут же позвонить Алисе! Но, поразмыслив, я не стала этого делать и поехала домой. Кочеткова, пожалуй, в эпицентре этой запутанной истории. Прежде чем ехать к ней, следует как можно лучше продумать план действий. Под каким предлогом заявиться к Алисе? Кем прикинуться, чтобы она ничего не заподозрила?
Обдумывая эту нелегкую проблему, я добралась до Ложкина в крайне неподходящий момент. Все домашние столпились в гостиной вокруг истерически рыдающей Зайки. Федор и Марго сидели на диване.
– Я сегодня не влезла в брюки, – плакала Ольга, – жрала ночь и день без роздыху, я сейчас встала на весы…
Дальнейшие ее фразы потонули в истерических взвизгиваниях.
– Но Федор же не нарочно, – попыталась встрять Марго, – он Дашку лечил.
Аркадий бросил на Маргошу такой взгляд, что я поежилась. Если бы взором можно было испепелить, моя несчастная подруга сейчас же превратилась бы в маленькую кучку золы. Хотя, если учесть ее размеры, думаю, останки выглядели бы более внушительно, кучка останется от меня!
– Ты придумал, как выйти из ситуации? – налетела Машка на Федора.
«Академик» спокойно начал:
– Человеческая психика абсолютно не изученная материя. История знает множество примеров…
– Короче, Склифосовский, – оборвал его Аркадий, – лекции будешь читать тем идиотам, которые к тебе ходят.
– Между прочим, – оскорбился Федор, – я никого за уши в свой кабинет не тянул. Даша с Маргошей сами явились!
– Я ничего не просила, – быстро сказала парикмахерша, – Дашка меня поволокла, я не хотела, мне худеть не надо, не знаю, что ей в голову взбрело.
Буря негодования схватила меня. И это говорит женщина, от которой, насмехаясь над ее внешним видом, убежал муж? А я еще собиралась ей помочь!
– Мы великолепно поняли, что причина всех неприятностей кроется в матери, – заявил Аркадий.
Я обозлилась до предела, нашли виноватую! Кто бы сомневался, что ею окажется Дашутка! Ну почему я всегда стою первой в очереди за пинками? Отчего именно мне достаются все колотушки? Причем так было всегда, я признавалась виновной во всех грехах, и не только дома!
Как-то раз в наш институт, между прочим, технический, где я преподавала никому из студентов не нужный французский язык, пожаловала делегация иностранцев. Это сейчас англичанами, немцами, американцами и прочими никого не удивить, но в те времена визит людей «из-за бугра» был чем-то невероятным. Шел 1980 год. Если кто забыл, напомню, именно тогда в Москве происходила Олимпиада.
Зачем спортсменам в качестве культурной программы предложили поездки по учебным заведениям столицы СССР, я не знаю, но к нам собрались прибыть американцы, немцы, французы и японцы.
Наш ректор, Григорий Семенович, существо боязливое и одновременно властное, решил устроить феерический праздник. Две самые красивые студентки, обряженные в сарафаны и кокошники, должны были поднести гостям хлеб-соль. Когда те возьмут каравай, в дело включатся мальчики в тельняшках, широких брюках и сапогах, им вменялось в обязанность исполнить танец «Яблочко», затем гостей намеревались провести по институту, показать концерт художественной самодеятельности, а потом в столовой предстоял банкет в стиле «рашен клюква»: водка, соленья, блины… На преподавателей иностранных языков была возложена наглядная агитация. Под нашим руководством студенты писали лозунги типа: «Миру – мир», «Главное не победа, а участие», «Спортсмены всего земного шара против атомной войны» – и прочую лабуду. «Дацзыбао» предполагалось развесить в коридорах и аудиториях.
Хитрый ректор хотел убить сразу двух зайцев. С одной стороны, показать людям «оттуда», что мы тоже не лыком шиты, с другой – прикрыть самые ободранные места на стенах. Институту с незапамятных времен не выделяли денег на ремонт здания.
С заданием мы справились легко. Григорий Семенович дозором обошел территорию, милостиво кивнул, поцокал языком и вдруг заявил:
– Одно непонятно, коллеги.
– Да? – моментально подскочила к нему заведующая кафедрой иностранных языков, жуткая подхалимка Геранда Евгеньевна. – Что мы не так сделали?
– Английский, немецкий, французский, – начало загибать пальцы начальство, – а где же, позвольте поинтересоваться, лозунги на японском?
Мы растерянно переглянулись, потом самая смелая из нас, «англичанка» Нинель Марковна, попыталась урезонить ректора:
– Но никто в институте не владеет японским!
Григорий Семенович обозлился:
– Вы, товарищи, плохо понимаете ответственность момента, неправильно оцениваете политическую значимость данного визита. Придут люди из враждебного нам лагеря капитализма, настроенные критически оценивать достижения социализма, и что они увидят? Полное отсутствие приветствий на японском! И о чем им это скажет?
– О том, что мы не знаем язык Страны восходящего солнца, – решила не сдаваться Нинель Марковна.
– Это тоже неприятно, – кивнул ректор, – но, главное, они решат: советские люди настроены против Японии! Такого просто не должно случиться. Чтобы через два часа соответствующие иероглифы оказались на стене в столовой! Иначе вопрос будет решаться на парткоме!
И, сопя от гнева, он, сопровождаемый толпой клевретов, удалился.