– Да, – кивнула я, – берешь три куска сахара, посыпаешь чайной заваркой, побольше, ложки две, кладешь в ситечко, обливаешь крутым кипятком и мгновенно пьешь. Гарантированно мигрень отступает, но только если у вас пониженное давление. Гипертоникам использовать это средство никак нельзя, может начаться криз.
– Правильно, – одобрил Дегтярев, – танин плюс сахар, и вы летаете, как на реактивной тяге. Людям с нарушениями сердечного ритма тоже не посоветую пить крепкий чай, этот напиток более коварный, чем кофе, а в модном ныне зеленом чае танина больше, чем в традиционном.
– Ну и к чему ты прочитал мне эту лекцию? – поинтересовалась я.
Дегтярев крякнул:
– Серебряные чашки изнутри были покрыты ровным слоем очень хитрого яда, настолько редкого, что наш эксперт сначала стал в тупик, но потом все же разобрался. Отрава активизируется только тогда, когда на нее попадает чай. К воде, кофе, соку, компоту она безразлична. Все дело в танине. Вступая в реакцию в общем-то с безобидным веществом, он мгновенно трансформируется в смертельную отраву. Названия у этого яда нет, это, так сказать, эксклюзив!
– Разве можно сложить два неопасных для жизни ингредиента и получить яд? – недоверчиво спросила я.
– Элементарно, – кивнул Александр Михайлович, – у тебя в школе что было по химии?
– Слабая тройка, поставленная учителем по фамилии Трякин из чистой жалости.
– Оно и видно, – усмехнулся Дегтярев. – Если взять, к примеру, самую обычную марганцовку, очень полезное обеззараживающее средство, и смешать с… не буду говорить тебе с чем, а то еще попробуешь. Ну еще с одним очень полезным, копеечным лекарством, то раздастся такой взрыв! Никакого пластида не надо, разнесет полдома в Ложкине. У вас что, на уроках учитель химии никаких фокусов не показывал? Наш так без конца. Возьмет одну пробирку с прозрачной жидкостью, потом другую с желтой, смешает, получается ярко-красный раствор, и дым начинает валить. Очень мне эти превращения нравились!
Я промолчала. В школе на уроках химии, сообразив, что никогда, даже под страхом смертной казни не сумею разобраться в этом предмете, я спокойно читала на самой последней парте Дюма и Вальтера Скотта.
– Концентрация яда, его сила, – закончил полковник, – зависит от количества танина, грубо говоря, от крепости чая. Вы с Зайкой не любите «густой» напиток, поэтому долили в чашки кипяток, что в конкретном случае и спасло вас, дело обошлось реанимацией. А Андрюша всегда пил только неразбавленную заварку, почти черного цвета, это его и убило. Вика отлично знала, что муж на дух не переносит кофе, он всегда употреблял только чай, разве нет?
Я молча переваривала информацию. Это правда. Андрей не терпел ничего, содержащего даже намек на кофе. Он никогда не пил ликер соответствующего вкуса, не лакомился конфетами с кофейной начинкой, его передергивало от кофейного мороженого.
– Ну и что? – пробормотала я.
– А то, – сердито заявил Дегтярев, – Вика покрыла чашки ядом и налила туда чай, надеясь на то, что отравление спишут на торт.
– Но почему же она остальным подала кофе в другой посуде? Логично было бы использовать остальные серебряные чашки.
– А вот и нет, – рявкнул полковник, – чашек шесть! Убийца перестраховалась, подумала, что яд может и не подействовать, придется повторить «угощенье» – взять чистую чашечку и еще разок поднести чай мужу. Ей нужна была «чистая» посуда с ядом!
– А если бы все выпили чай? – не успокаивалась я.
– Если бы да кабы, – обозлился Дегтярев, – Кеша предпочитает кофе! Вика же это знает.
Ночью мне не спалось. Повертевшись под одеялом, я встала, открыла окно, навалилась на подоконник и стала курить, старательно выпуская дым наружу. Было тепло, непривычно тепло для московского июня. Сирень буйно цвела, распространяя замечательный аромат.
Вика отравила Андрюшку, а заодно для вящей убедительности, чтобы ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в случайности произошедшего, чуть было не отправила на тот свет и меня с Зайкой. Разум отказывался этому верить.
После того как Дегтярев изложил цепь событий, я задала совершенно разумный вопрос:
– Зачем Вике убивать своего мужа? Жили они хорошо, Андрюшка ни в чем не отказывал любимой жене. Она свободно распоряжалась его деньгами, получила наконец возможность возиться в собственном саду. А Вика обожает грядки, клумбы. В ее крохотной московской квартирке каждый свободный сантиметр пространства мигом занимался горшком, из которого торчали либо колючие кактусы, либо какие-нибудь метелки. Викуля даже отрезала верхушку ананаса и посадила.
Дегтярев выслушал мою пламенную речь и ответил:
– Знаешь, очень часто мы абсолютно не знаем наших друзей. Что ты можешь сказать о Вике?
Я призадумалась:
– Ну… жила вместе с мамой, в отличие от нас всех не торопилась замуж, работала преподавательницей.
– У нее были любовники?
Я покачала головой:
– Нет. Вика все время проводила с матерью. Мы с Галкой Мамлеевой сто раз пытались познакомить ее с женихами, но Столярова отказывалась, усмехаясь, говорила: «Мне и так хорошо». А потом, когда ее мать умерла, Викуля вообще осталась одна!
Тут я внезапно сообразила, что на самом деле ничего не слышала о личной жизни пусть не подруги, но близкой приятельницы. Похоже, Дегтярев прав, что мне известно о Вике? Она любит цветы, предпочитает жить на свежем воздухе, ранее избегала мужчин… ну и все.
– И как ты отнесешься к тому, если я скажу, что у Виктории имелся любовник? – спросил Дегтярев. – Женатый мужчина, Сергей Прокофьев? Этим отношениям много лет, и они были совершенно бесперспективны.
Я обомлела:
– Любовник? У Вики? Женатый мужик?
Дегтярев кивнул:
– Да, они скрывали свою связь весьма успешно. Виктория после нескольких лет тайных свиданий поняла, что ничего хорошего ее с Сергеем не ждет, и разорвала отношения. Она вышла замуж за Андрея, прожила с ним год и тут…
– Что еще? – безнадежно спросила я.
Перед глазами неожиданно возникла странная картина. Смущенно улыбающаяся Вика сидит на берегу озера, а Александр Михайлович, сопя от напряжения, привязывает к ее ногам огромные булыжники, на которых аршинными буквами написано: «Неопровержимые доказательства». Сейчас он толкнет мою добрую знакомую в спину, и она без вскрика утонет.