Гусарские страсти | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Нравится — не нравится… Проигнорируешь тут! Разве что робкая попытка увильнуть от «почетной» обязанности — в новогоднюю ночь бродить по роте среди спящих солдат! Робкая попытка:

— А может, кто добровольно пожелает быть ответственным тридцать первого декабря? К примеру, Ахмедка — мусульманин. У мусульман Новый год, кажется, в апреле? А? Чего молчишь, Ахмедка? Ты по какому календарю отмечаешь? По лунному?

— Я атеист. Для меня официальный праздник родной страны и есть Новый год! — ответил туркмен.

Ишь ты! Как жену покупать и сало не жрать, так сразу: обычай, вера. Да еще что-то всегда бормочет перед едой. Наверняка молится, сволочь. А чуть что, он истовый атеист! И водку пьет, и праздники русские признаёт.

— Ромашкин! Не отлынивай! — Несышащих был Неумолимых. Это приказ замполита полка. Не отвертишься! Дежурят только «политрабочие». Не нравится — меняй профессию. Но! После Нового года! А сейчас займись делом: составь план работы на праздничные дни, конспект беседы, подготовь список увольняемых на выходные, но только тех к кому родители приехали. Всё! Все офицеры, кроме Ромашкина, свободны. Счастливо дежурить и праздновать.

Офицеры высыпали из канцелярии и дружно побрели в каптерку — выпить на дорожку.

— Никита, пойдем тоже хлопнем по стакану водки! — предложил Шмер. — Зальешь горе-неудачу, поднимешь настроение.

— Эх, не повезло! — вздохнул Никита. — И почему такая напасть? В карауле два раза выпадало стоять, в наряде по роте тоже один раз у тумбочки дежурил. По-человечески только на стажировке отмечал Новый год. Не везет мне со Снегурочками-дурочками с дырочками!

— Ты просто, наверное, в разгильдяях числился. — ухмынулся Шкребус. — Исправляйся! Будь дисциплинированней!

Шмер оскалил зубы, почесал зеленое от зеленки ухо:

— Ну, ты идешь? В третий раз не зовем!

— Иду, иду! Алкаши чертовы!

Никита собрал бумажки в папку, тетрадки сунул в стол и быстро догнал приятелей, спускающихся по лестнице в подвал. Нацарапать отписку для начальства всегда успеется. Подождут бумажки, не убегут.

— Никита не грусти. Первое января — тоже праздник. Отдежуришь и приходи в гости. Допьешь, что не допили, доешь, что не доели! Ха-ха! — издевательски веселился Шкребус.

— Сам жри свои объедки! Обойдусь без тебя! — огрызнулся Ромашкин.

Шкребус-Глобус и Непьющих быстренько выпили и, закусывая на ходу яблоками, поспешили к заждавшимся женам.

— Поехали сейчас в город за спиртным? — предложил Шмер, отвлекая дружка от грустных мыслей. — Купим еды разнообразной, фрукты, овощи. Мяса выберем на завтрашний шашлык!

— А, поехали! Сейчас только договорюсь с Ахметкой, чтоб поболтался по казарме, последил за порядком. И в путь.

Второй час поиска деликатесов подходил к концу. В сетках — яблоки, гранаты, мандарины, виноград, зелень. Раздувшийся, словно цистерна, дипломат булькал набором спиртного: водкой, шампанским и коньяком. Мясо тоже разыскали — пусть не лучшего качества, но на шашлык пойдет. Хорошо, что вообще его нашли!

На рынке им попался Лебедь-Белый, который навязался в компаньоны и уже ни на шаг не отставал. Он прикупил всевозможных консервов и картофеля. О! О ней, любимой картошечке, приятели чуть не забыли.

— Хватит! Я из сил выбился! — взмолился Шмер. — Пора сесть, передохнуть — по пиву. Сколько мы торговались, я столько в жизни не болтал! За каждую копейку спорят, гады! Удавил бы!

Рыночная мрачноватая пивнушка оказалась переполненной разномастным людом. Местные аборигены и заезжие «бичи» с «химии»… Запах пота, грязной одежды, прелых опилок. Два окошечка почти не давали света сквозь засаленные стекла. Тусклые лампочки под потолком едва мерцали сквозь табачную дымку. Заплеванный пол, замызганные стены, стойка с краном. Толстый туркмен, возвышающийся над ней. Две пустые бочки, одна на другой.

Хозяин стойки тупо смотрел в дальний угол и жевал насвай. Крупный подбородок и мясистые щеки шевелились в такт жевательным движениям челюстей. Бессмысленный взгляд не выражал никаких эмоций. Рука лежала на ручке крана и время от времени поворачивала ее, наполняя подставляемые кружки и банки. Другая рука одновременно ополаскивала под тонкой струйкой холодной воды, грязную посуду. Ни одного лишнего движения, настоящий пивной автомат.

— Опять буфетчик стирального порошка добавил в бочку! Гад! — сдувая густые хлопья пены с кружки, громко произнес Лебедь.

Равнодушное лицо хозяина стойки осталось каменным и безразличным. Никакой реакции.

Офицеры, морщась, выцедили кислятину из кружек и направились к выходу. Лебедь захватил со стола откупоренную, но так и не начатую бутылку водки. Это заведение никак не располагало к продолжению банкета. Лучше тогда посетить ближайшую лагманную и там под шурпу выпить по рюмочке.

Внезапно шедшему первым Лебедю преградил путь небритый громила с мутными глазами наркомана. Неопределенного возраста и национальности. То ли кавказец, то ли метис, то ли мулат. Тяжелый взгляд не предвещал ничего хорошего, а огромные кулаки с татуировками угрожающе сжались.

— Куда прешь! — прорычал «химик». — Не видишь, человек стоит?

Лыбидь покрутил головой по сторонам в недоумении:

— Где?

— Что — где?

— Где человек?

— Шутишь, да? Издеваешься?

«Химик» явно затевал скандал. Обойти его стороной — никак, мешают столы. Еще четверо дружков «химика» внимательно наблюдала из угла прелюдию к драке, изготовившись принять в ней самое живейшее участие.

Лебедь вдруг полез на рожон:

— Водки хочешь?

— Хочу! — осклабилась вставными железными зубами рожа.

— На, пей, мурло! — без эмоций ответил Белый, приподняв бутылку за горлышко на уровень этой самой рожи.

Пока «химик» на секундочку соображал, как отреагировать, Лебедь, молниеносно подкинув, перевернул бутылку, подхватил ее в воздухе за горлышко и с силой саданул противника по башке.

Бутылка звякнула и разбилась. Часть осколков осыпалась, а часть впилась «бичу» в массивный лоб. Из рассеченной кожи брызнули струйки крови и перемешались водкой.

Лебедь-Белый подпрыгнул, и ударил каблуками кованых сапог в грудь покачивающегося, ошеломленного «химика».

— О-о-окхт! — клекотнул тот горлом и громыхнув, рухнул в проход.

Игорек взошел на него, как на постамент, и гаркнул начальственно, словно с трибуны вскочившим было с мест друганам «химика»:

— Сидеть, суки! Всех попишу! Изуродую! Не двигаться! После подберете эту свою падаль.

— Да ты чо, братан… — мнимо дружелюбно гнусаво затянул один из друганов «химика». — Мы ж ничо…

— Не рыпаться!!! Двоих самых прытких сразу уложу! Ша! Гопники! Не дергаться! — Лебедь-Белый выхватил из внутреннего кармана шинели нунчаки, с которыми никогда не расставался, а второй рукой погрозил «розочкой» разбитой бутылки. — Сидеть, «бичи»!!!