Он двинулся обратно к разбитой машине по другой стороне канавы. И увидел метрах в десяти от горушки девушку. Она лежала на спине, руки и ноги раскинуты в стороны. Молоденькая совсем. Бледное лицо без единой царапины. Но широко раскрытые глаза плавали в густой розовой пене. Только когда он склонился над ней, чтобы нащупать пульс на шее, то увидел, что сзади от головы почти ничего не осталось.
Через десять минут прилетел вертолет. Они констатировали то же, что и он. Девушка погибла мгновенно. У водителя сдавление грудной клетки, очевидно, внутренние кровотечения. Его они забрали с собой. Аксель остался стоять, держа в руках бумажник, который они нашли под сиденьем. Белая кожа, меховая отделка, два кармашка для банкнот, один — для документов. Он достал права, поднес к лампочке в салоне «скорой». И по фото узнал ее. Она была на год старше Тома, а ее старшая сестра училась в одном классе с Даниэлем. Ее мать, как и он сам, была членом родительского комитета школы.
Он повернулся к подъехавшему полицейскому, протянул ему карточки:
— Она местная. Они живут в Фласкебекке. Будете звонить им, ее мать зовут Ингрид Брудал…
Полицейский поковылял к своей машине, сутулясь и слегка приволакивая одну ногу.
— Подождите! — крикнул Аксель ему вслед. — Я еду назад, в Танген. Я сам с ними поговорю.
Паром ткнулся бортом о край набережной, и пассажиры, уже повстававшие со своих мест и толпившиеся на палубе, повалились друг на друга. Аксель от толчка проснулся и посмотрел на часы. Без малого половина восьмого. Он не стал вставать, пока очередь к выходу не рассосалась. Тогда он неуклюже поднялся на затекшие ноги, вышел на палубу и сошел на набережную. С утра ему удалось поспать едва ли час, ну, может, полтора. Стоило бы пройтись до работы пешком, но он чувствовал себя совершенно измотанным и взял такси. Закрыл глаза и моментально погрузился в дремоту. Перед глазами мелькали картины пережитого ночью. Машина, зацепившаяся задними колесами за дорожное полотно. Лежащая в канаве девушка — это же больше пятидесяти метров от машины! Звонок в дверь к ее родным. Вспыхнувший в коридоре свет. Заспанное лицо за приоткрывшейся дверью — отец Лизы. Аксель встречал его пару раз; он был инженером, вспомнил Аксель, занимался починкой судовых двигателей и часто уезжал в командировки. Но сейчас он был дома, стоял там и, прищурившись, вглядывался в темноту на крыльце и не знал еще, какому вестнику он отворил дверь своего дома.
Аксель приоткрыл глаза: они проезжали Дроннинг-парк. Женщина-водитель посмотрела на него в зеркальце. Под глазами у нее набрякли мешки; духи, которыми она пользовалась, отдавали плесенью.
— Трудное начало рабочего дня, — сказала она в пространство, не уточнив, имеет ли в виду свой собственный день или день своего пассажира.
Он буркнул что-то неразборчивое и снова закрыл глаза, чтобы пресечь дальнейшие попытки завязать разговор. Через девять часов рабочий день окончится. Он продержится. Своя практика у него уже двенадцать лет. Это как играть на пианино — иногда приходится импровизировать, но по большей части руки сами делали свое дело, как бы он ни устал. Несть числа было таким дням, когда ему приходилось работать после бессонной ночи. Он справлялся. Но этим утром дело было не просто в усталости. Это все лицо Лизы. Невредимое на первый взгляд: могло показаться, что она спит. Как лицо Марлен, когда он в темноте прокрадывался к ней, чтобы укрыть ее одеялом. А потом он посветил на него фонариком, увидел ее глаза… Отец, ссутулившись, сидел на диване и не поднимал глаз от стола, пока Аксель рассказывал, из-за чего он пришел. Вдруг он сорвался с места: «А Ингрид, мне что, разбудить ее?» — «Да, — подтвердил Аксель, — лучше разбудить». И сразу после этого вопль со второго этажа — он становился все громче, заполнил собой весь дом и все никак не смолкал. Ингрид Брудал, с которой Аксель был знаком по родительским собраниям и обсуждал школьные завтраки и празднование Дня независимости, сбежала по лестнице в пижаме. Она кричала не переставая, и в этот момент Аксель пожалел, что приехал к ним.
Такси резко затормозило, его тряхнуло и бросило вперед. Какой-то тип, чудом увернувшись из-под колес, затрусил дальше через дорогу. Водитель опустила стекло и смачно выругалась вслед мужчине. Добравшись до тротуара, тот обернулся и уставился на нее.
— Стой! — крикнул Аксель.
Водитель уже наддала газу и как раз проезжала перекресток.
— Это еще зачем? — запротестовала она.
— Остановите у обочины, подождите здесь.
Он распахнул дверцу, бросился назад к перекрестку. Увидел впереди, на улице Спурвейс-гата, удалявшийся силуэт.
— Бреде! — крикнул он.
Мужчина не обернулся. Аксель бросился бегом. Тот тоже ускорил шаг. Расстояние между ними сократилось метров до тридцати, когда человек вдруг скрылся в проходе между домами. Аксель добежал до угла, ворвался на пустой задний двор. Остановился, тяжело дыша. «Ну-ка спокойнее, спокойнее, — пытался он уговорить сам себя. — Ночь у тебя выдалась кошмарная. Ты должен продержаться целый день. Вот и все. Должен продержаться».
Когда Аксель пришел в клинику, в приемной его уже дожидались четыре пациента; полчаса назад он должен был пригласить в кабинет первого из них. Проходя мимо регистратуры, он кивнул в сторону окошечка. Рита говорила по телефону, но переключила разговор в режим ожидания и повернулась к нему.
— Ну что, жив еще? — окликнула она со своей певучей интонацией, привезенной из северных областей страны.
— Да сам не знаю, — вздохнул он. — Что там у нас на сегодня?
— Да никто, к сожалению, не отменял посещений, ты у нас слишком популярный для этого.
Она поднялась, прошла к кофеварке, покачивая бедрами, налила кофе в огромную кружку и протянула ему.
— Я всех предупредила, что мы немного задержимся, и попросила Ингер Беату принять одного или парочку твоих пациентов до обеда, если ты не будешь успевать.
Она похлопала его по плечу с материнской заботливостью:
— Ничего, мы тебе поможем пережить и этот день, Аксель.
— Что бы я без тебя делал? — благодарно улыбнулся он.
Это не было пустой фразой: Рита успевала следить за всем. Если требовалось, она была властной, если нет — приветливой. Когда она собиралась уходить в отпуск, у него всегда портилось настроение.
— И еще студент, не забудь, — напомнила она.
— Вот черт, так он сегодня начинает?
Аксель в очередной раз согласился взять к себе на практику студента-медика. Ему нравилось осуществлять руководство практикой, но в это утро ему вряд ли достанет терпения на педагогические тонкости.
— Я ее пустила в кабинет Улы: он же все равно будет стоять пустой все то время, пока она проходит у нас практику.
— Она? Разве не парень должен был прийти?