У него замерзли ноги: носки он выбросил в мусорный контейнер в Софиенбергском парке. Он взял мобильный телефон, включил звук. Список непринятых звонков был длинным. Четыре от Бии, три от Мириам. Он позвонил ей.
— Где ты, Аксель? Почему ты не отвечаешь?
— Мне нужно было поспать несколько часов. Полиция у тебя?
— Они здесь были и расспрашивали меня обо всем, а потом звонили два раза. Двое все еще работают на площадке лестницы перед дверью. И они осматривали квартиру и что-то искали. И во дворе дежурит полицейский. Как бы я хотела проснуться и чтобы все это оказалось просто страшным сном!
— Та, что лежала там, — это твоя соседка?
Он услышал, что Мириам плачет.
— Что ты им сказала?
Она не ответила.
— Ты не сказала, что я у тебя был?
— Нет, Аксель, ну что ты… Но они, когда звонили, спрашивали, не видела ли я мужчину, который утром выходил из подворотни. И описание похоже на тебя.
— А, это разносчик газет, он меня видел.
— Ты должен пойти и поговорить с ними, Аксель. Прямо сейчас.
— Мне сначала надо морально подготовиться.
Он позвонил Бии.
— Аксель, — воскликнула она, — ты хочешь меня в гроб свести?! Ты представляешь себе, сколько раз я тебе звонила?! Рита говорит, что ты заболел, но что она понятия не имеет, где ты. Я уже собралась обзванивать больницы.
— Больницы? Возьми себя в руки, Бия.
— Это ты должен взять себя в руки! — закричала она. — Ты что, не понимаешь, как я волновалась?
Он глубоко вздохнул:
— Послушай меня, Бия, не перебивай. Кое-что случилось. Я не могу тебе пока всего рассказать — расскажу, когда вернусь. Я не болен, слышишь, я не болен! Просто мне необходимо разобраться в одном деле.
— Но где же ты все-таки?
— У друзей, они мне помогут.
— А ты не мог бы сейчас приехать? — попросила она, голос у нее дрогнул.
— Бреде, — сказал он внезапно, — мне нужно найти Бреде.
— Бреде? А он какое отношение имеет к этому?
— Мне нужно его найти. Потом я вернусь домой.
Бреде пришел ему в голову неожиданно. Не мог же он сказать правду! Пока нельзя. Он снова откинулся на спинку дивана.
Закрыв за собой дверь квартиры Мириам и спускаясь по шаткой лестнице, он вдруг осознал: все это крутится вокруг него. Сначала физиотерапевт в лесу. Потом Сесилия Давидсен, его пациентка, у которой он бывал дома. И теперь эти останки за дверью. И только когда он бродил по Софиенбергскому парку, всплыло в памяти одно воспоминание — Бреде, вопящий: «Когда-нибудь я уничтожу тебя, как ты меня уничтожил!» И сейчас, проспав несколько часов, он все еще был твердо уверен: «Все это крутится вокруг меня и Бреде. Я его предал. Никто, как он, не желает мне зла».
Рита пришла около половины пятого.
— Ты все еще здесь, Аксель? — воскликнула она и радостно, и испуганно.
— Решай сама, верить ли собственным глазам, — ответил он.
Она разделась, сунула ноги в красные тапки с меховой оторочкой и оттащила на кухню три пакета из универсама «Меню». Потом вернулась в гостиную и села в кресло у стола.
— Как там восприняли, что я отменил прием?
— Ну как восприняли? Все же понимают, что и ты тоже можешь заболеть. Но теперь расскажи-ка мне, что же у тебя стряслось.
Он откинулся на спинку дивана, уставился в потолок:
— Мы с тобой сколько времени работаем вместе, Рита?
Она задумалась:
— Да уж, пожалуй, скоро двенадцать лет.
— Как тебе кажется, знаешь ты меня?
— Да уж знаю.
— Ты мне доверяешь?
— Прекрати, Аксель! В свой последний час не многих хотела бы я видеть у своей постели, но вот ты один из этих людей.
Он улыбнулся:
— Надеюсь, твое отношение ко мне не изменится, когда ты услышишь то, что я собираюсь тебе сказать.
Рита разогрела рыбный суп.
— Ты что, Аксель, серьезно так думаешь? — воскликнула она, ставя на стол кастрюльку, из которой поднимался пар. — Не может быть, чтобы человеку пришло в голову убить трех беззащитных женщин только ради того, чтобы навредить тебе.
— А ты, значит, считаешь случайностью, что все убитые имели отношение ко мне?
Она налила супу в тарелку, подвинула к нему.
— Я вообще не знаю, что и думать. Этим пусть полиция занимается.
— Ты права, я с ними поговорю, но не раньше завтрашнего дня.
— Ты что, спятил?
Он не сразу ответил: во рту был суп, он же ничего не ел со вчерашнего дня, с обеда.
— Я поговорю с ними завтра утром. Но сначала мне нужно кое-что сделать. Сегодня вечером.
Рита покачала головой:
— Думаешь, я не видела, как она с первого дня к тебе липла, студентка-то?
— Да речь вообще не о ней.
Но Рита не поверила:
— Как меня бесят такие вертихвостки!
Аксель отодвинул тарелку в сторону.
— Три человека убиты, Рита. Каким-то непонятным образом в этом замешан я. Давай не будем приплетать к этому Мириам. У тебя не найдется для меня пары носков и карманного фонарика?
Викен просматривал электронные выпуски газет. Они не давали в прессу информации о том, что подозревают, будто за этими убийствами стоит один и тот же человек, но журналисты ничуть не сомневались на этот счет. Газета «ВГ» уже окрестила его зверюгой и прекратила пичкать народ россказнями о том, что по городу разгуливает медведь-убийца. В циркуляре от Паянен, датированном этим же утром, были выделены слова, что любые контакты с прессой должны осуществляться только через нее и через ведущего криминалиста. Викену так было даже удобнее, потому что при таком раскладе мадам было чем заняться и она не станет встревать в расследование. С другой стороны, она совершенно не представляла себе общей картины происходящего. Руководителей, теряющих голову, когда земля начинает гореть под ногами, Викен за свою жизнь насмотрелся вдоволь. Сам он становился тем спокойнее, чем больше адреналина перекачивалось по коридорам управления. «Может статься, в нашей профессии это важнейшее для руководителя качество», — подумал он, открывая одну из записей Йенсен, чтобы повнимательнее изучить показания разносчика газет.
Зазвонил телефон. Он взял трубку и узнал голос той девушки из приемной, которую он называл стопроцентной блондинкой. Нет, он не принимает никого, кто к ним сам заявляется, даже если они желают рассказать что-то очень важное. Да, даже и в том случае, когда они отказываются разговаривать с кем-нибудь еще, кроме него. Она должна связаться с центральным постом, следуя общепринятой процедуре. У него, к чертовой матери, нет времени талдычить одно и то же каждый божий день!