У Нины зазвонил мобильный телефон.
— Похоже, из больницы, — сказала она, поднимаясь. — Они же обещали ответить поскорее.
Прихватив ручку и блокнот, она выскочила в коридор и закрыла за собой дверь. Действительно, женщина по имени Астрид Гленне рожала в Центральной больнице. Заведующий отделением лично перерыл весь архив в поисках ее карточки. Нина была слишком взбудоражена, чтобы поблагодарить его за это. Ей пришлось сосредоточиться на том, чтобы спокойно водить ручкой по бумаге, записывая то, что он говорит.
Когда она показалась в дверях, гул голосов разом затих. Пробираясь на свое место, она ощущала на себе взгляды восьми пар глаз.
— Это ответили из Центральной больницы относительно Астрид Гленне.
Нина посмотрела на Викена. Тот слегка сощурился.
— Давно пора, черт подери! — пробурчал он.
— Мне позвонил сам заведующий отделением, он отложил все другие дела, чтобы отыскать этот документ.
— Давай к делу, — оборвал ее Викен.
Нина проглотила обиду:
— В Центральной больнице в ночь на седьмое сентября тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года Астрид Гленне родила двух мальчиков. Первый появился на свет без всяких проблем. Второй застрял в родовых путях, и его пришлось извлекать щипцами. Самостоятельно дышать он не мог, его пришлось оживлять и поместить в кувез более чем на три недели. У него были какие-то там судороги…
— Ладно-ладно, — угрюмо вставил инспектор, — нам не требуется изучать весь акушерский анамнез.
Сигге Хельгарссон не смог удержаться:
— Вот и крышка мистеру Хайду, остался один только доктор Гленне.
Викен бросил в его сторону свирепый взгляд:
— Придержи язык! Есть этот близнец, нет ли его — это не главное. Об исландцах много чего можно сказать, но к самым умным в мире их никто не причисляет.
У Сигге даже рот открылся.
— Это, к чертовой матери, ты должен придержать язык! — прошипел он в ответ. — Сказал бы ты такое о темнокожем, тебя бы везде полоскали как расиста.
Викен отмахнулся:
— Ты говоришь, расист? Прежде чем разместить в Кефлавике военную базу, американцам пришлось, к чертовой матери, подписаться под тем, что они не пошлют туда служить ни единого самого плохенького черного солдатишку. Вы, исландцы, струхнули, что негры заделают детишек вашим бабам. Тогда бы ваша кожа перестала быть белой, как овсяный кисель.
Нина Йенсен не верила своим ушам. Хельгарссон весь побагровел.
— Бабьи пересуды! — возмутился он. — Слухи пятидесятилетней давности.
Викен пожал плечами:
— Один мой приятель долго там работал, он про это знает все. Но сейчас я не желаю больше тратить время на всякую чепуху.
— Золотые слова, Викен, — ухмыльнулся Ярле Фрёэн, поднимаясь. — Пойду позвоню в суд.
В кафе «Приют», кроме них, было пока всего двое посетителей. Нина с Арве устроились за столиком у окна, откуда открывался вид на площадь Грёнланн-торг. Заглянув за четверть часа до этого в кабинет Нурбакка, Нина убедилась, что он явно совсем забыл о том, что они договаривались пойти посидеть в кафе. Он оказался настолько загруженным работой, что она уж подумала, что Арве и на этот раз откажется. Но как только намек до него дошел, он вскочил на ноги: прекрасная мысль, им же надо поговорить!
— Не самый удачный денек для нашей команды, — заметил он, пока они изучали меню, — тем больше оснований заесть это чем-нибудь вкусненьким.
Нина была с ним согласна, но собиралась ограничиться салатиком с кусочком хлеба.
— Для обеда слишком рано, — заявила она. — Кстати, до Сигге доходили какие-то слухи, будто Паянен хочет отстранить Викена от ведения этого дела.
Арве Нурбакк поднял голову. У него были самые темные глаза из всех, какие она когда-либо видела, во всяком случае у светловолосых.
— Паянен! — фыркнул он. — Она не осмелится, хотя Викен и дал маху.
— Это у него проявление туннельного видения, — безапелляционно заявила Нина. — Самая элементарная из всех промашек, что характерны для новичков. Последние несколько дней его больше ничто не интересовало, кроме этого врача.
— А ты уверена, что все это было проделано впустую?
Она уставилась на него:
— Ты говоришь так, будто все еще веришь, что тот, кого мы ищем, — это Гленне.
— Я говорю просто, что за ним стоит последить, — сказал Арве.
— А надо ли было тратить на его выслеживание столько сил и средств, на чем настаивал Викен?
— Может быть, и надо. Самые четкие следы по-прежнему начинаются и заканчиваются там.
После того как они сделали заказ, Нина решила поделиться своими соображениями:
— Я тут задумалась об одной вещи, о возрасте жертв. Хильде Паульсен было пятьдесят шесть лет, Сесилии Давидсен сорок шесть, Аните Эльвестранн тридцать шесть.
Арве приподнял бровь:
— Да, ты права. Каждая моложе предыдущей на десять лет.
— Наверняка это случайность, — задумчиво проговорила она, — но все-таки странно.
— А если не случайность и это произойдет еще раз, то, значит, следующей жертвой будет женщина двадцати шести лет?
— Не говори так! — воскликнула она, потихоньку вытащив изо рта порцию жевательного табака и заворачивая его в салфетку. — Мне кажется, мы недостаточно плотно занимались студенткой-медичкой.
Принесли заказ. В результате она все же остановила свой выбор на спагетти болоньезе.
— Викен попросил меня поддерживать с ней контакт, — успокоил Арве. — Я уже разговаривал с ней сегодня. Она может звонить мне когда угодно. Больше мы ничего не можем сделать, если она сама не захочет, но это ты и сама понимаешь.
Намотав спагетти на вилку, Нина осознала, что совершила промашку. Спагетти годится для детей и для парочек, которые встречаются уже какое-то время. Но для первого посещения кафе с мужчиной, который сидит напротив и следит за тобой взглядом? В этом отношении хуже только такое, ужаснулась она и схватилась за салфетку. К счастью, Арве сосредоточился на своем говяжьем филе.
Уписав то количество спагетти, которым она заранее решила ограничиться, Нина сочла, что пора уже переводить разговор на личные темы:
— Как ты оказался в полиции, Арве?
Слегка усмехнувшись, он разлил по стаканам слабоалкогольное пиво. У него были широкие короткопалые руки, все в ссадинах и царапинах: наверняка он был из тех, кто умеет починить машину, прибить полку, срубить дерево. Она попробовала представить себе, каково это, когда такие руки прикасаются к тебе, крепко обнимают.
— Ну, в общем, я подумал, что вот то место, где я смог бы дело делать, — сказал он. — Сначала поступил на юридический факультет, но приятелям всегда приходилось будить меня на лекциях. Я бросил университет и годик проучился в народной школе. Там занимался скалолазанием и рафтингом, ночевал в трещинах ледников. Пожалуй, тогда-то я и понял, что мне в жизни требуется экшен, а не зубрежка статей законов. Мне нужно что-то более конкретное. Я, наверное, всегда был человеком действия. А ты?