— А Элька, как она?
— Да что с ней станется, — вздохнул Гамаюн. — Избила четырех мужиков и дальше пьянствовать отправилась в компании со «стюардессой». Я велел солдатам немножко прибраться в комнате. Стекла, мусор, окурки вымели, но кто будет окна стеклить и дверь вставлять, не знаю. Разбирайся со Зверевым. Он драку затеял.
Позднее комбат шуганул штабных, тогда окна и дверь быстро вставили.
* * *
Через неделю в полк заявился с дороги Степанцов. Я его поймал в столовой и, прихватив за локоток, сказал пару ласковых.
— Никифор! Как ты смеешь материть старшего по званию? — возмутился майор.
— Саня! Ты почему без спроса взял мои вещи? Роешься в чужих чемоданах, воруешь пистолет трофейный! Коран верни и все остальное тоже!
— Я?!! Да. Иди ты к черту! Докажи! Я ничего не трогал у тебя. Замполит, тебе это приснилось! — нагло улыбнулся майор.
— Сашок, не зарывайся, я ведь тебя и на дороге достану! Отдай по-хорошему. Обещаю, хуже будет.
— Старлей, иди проспись, съешь таблетку от болей в голове. Перегрелся на солнышке, наверное! — нахально ответил Степанцов и ушел.
— Ну, что ж, обижайся на себя! — крикнул я ему в спину.
В столовой в своем излюбленном углу сидел особист нашего батальона Растяжкин и ковырял вилкой малосъедобную пищу.
— Привет, комиссар! Какие проблемы? Вид шибко озабоченный, — усмехнулся майор.
— Нехорошая история произошла, даже неприятно рассказывать. Я из Панджшера вынес автоматический пистолет, принадлежавший погибшему вертолетчику. Помнишь?
— Ах, так он у тебя оказался тогда? — расплылся в лукавой улыбке контрразведчик. — Нашелся, значит!
— Ага. Давно хотел сдать, но то отпуск, то рейды. Перед выходом на боевые достал из сейфа, но закрутился и не успел принести в службу вооружения. Возвратились, а его у меня украл Степанцов. Если желаешь приобрести пистолет для себя, конфискуй. Коран еще изыми. И желательно выговор объявить ему, с какой-нибудь гадкой формулировкой. Чтоб воровать было не повадно!
— Спасибо за информацию, Никифор! — Глаза майора жадно заблестели. — Сделаем! АПС, говоришь? Прекрасно, прекрасно. Подарю потом в штаб армии руководству, когда на замену буду уезжать!
Он отставил в сторону тарелку и умчался искать по общагам Степанцова. Но того и след простыл. Через пару дней Растяжкин вернулся с дороги с пистолетом в огромной кобуре, висящей на боку.
— Извини, Никифор, но, сам понимаешь, тебе ничего вернуть не смогу. Коран уничтожен, пистолет конфискован. Выговор объявлен. Степанцов у меня сутки объяснительные писал, негодяй! При этом такими словами тебя материл — не передать! Ха-ха! — загоготал довольный Растяжкин.
* * *
После рейда, потрясенных катастрофой вертолета, комбат зашвырнул в один угол горные ботинки, в другой лифчик с «магазинами».
— Все! П…ц! Никаких боевых! Ни шагу из гарнизона до замены! — прорычал, матерясь, Чапай. — Прямо сейчас ухожу в санчасть. Залягу на чистые белые простыни, выжру из горла бутылку водки и буду балдеть. Война — никогда больше! Пусть хоть расстреляют! Я нужен семье живым. Тем более что мой сменщик вылетел из Ровно и движется в направлении Ташкента.
— Василий Иванович! Все будет хорошо! — успокаивал я, как мог, комбата. — Самое страшное позади.
Подорожник собрал туалетные принадлежности, тапочки и вышел из комнаты. Отправился «болеть» в санчасть. Неприятная картина. Железный комбат! Гроза для батальона! Сила! Глыба! Кремень! Образец службиста и воспитателя разрушался на глазах. Деградировал. Его раздавили и морально сломили постоянные потери. Прав был Марасканов: «Начнут крепко молотить батальон, погладит смерть по голове и вся спесь с Чапая слетит».
В принципе, в душе его что-то надломилось еще в ноябре пошлого года, со смертью Арамова. Дальше — больше. Теперь остается только наблюдать за жалким зрелищем, да вспоминать о его былом величии.
Иваныч решил закатить в честь благополучного отъезда крутую пьянку. Танкисты, артиллеристы, пехота. Приглашались комбаты и заместители. Употребив солидную дозу спиртного, он подхватил меня за локоть и потащил в женский модуль прощаться. Во второй руке у него была неначатая бутылка водки. К его удивлению, «аэродром» был занят десантниками. Этих ребят разместили за забором, в городке, оставленном ушедшим в Союз зенитным полком. Они обнаглели до безобразия. Мало им своих теток, приперлись к нам! А попробуй мы, пехота, там появиться? Будет драка!
В комнате сидели какой-то подполковник (как оказалось — замкомандира полка), майор и старший лейтенант. Странная компания. Все с орденами, медалями, прикрученными к х/б. Вот вырядились! Парни как на подбор: здоровенные, высокие, под два метра. Красавцы! Мы же — маломерки, представляли собой рядом с ними унылые образчики пехоты. Никакого сравнения. К тому же мы явились в дым пьяные. «Стюардесса» сидела на коленях подполковника и весело щебетала, а тот что-то шептал ей на ушко.
— Убью, заразу! — тихо прорычал Подорожник, но, отхлебнув водки из горлышка, сдержался.
— О-о-о! Рады гостям! — приветствовал нас молодой майор и сделал радушныф жест руками: мол, проходите, дорогие гости.
— Это вы в гостях! — возразил я. — Хозяева этой территории — мы! Парашютисты тут — незванные гости!
— Ребята, давайте дружить! — миролюбиво предложил старший лейтенант и представился: — Сергей!
Майор тоже назвал себя:
— Александр.
Я в ответ громко буркнул свою любимую фразу:
— Когда у родителей бедная и убогая фантазия, то называют ребенка самым незамысловатым именем — Саша или Сережа!
Десантники покраснели от злости, но промолчали. После первого тоста «за братство по оружию» к нам на помощь внезапно явился Филатов. Он второй день, как вернулся зачем-то в полк. А сейчас пришел к своей полковой «маме». Любаша к его приезду давно крутила любовь с генералом. За ней приезжала время от времени машина, и она исчезала в необъятных просторах штаба армии. Я слегка смутился, но бывший «кэп» крепко, с чувством пожал мне руку и даже обнял. Почувствовав моральную поддержку в лице Филатова, комбат повеселел. Налив полный стаканчик водки, Чапай довольно громко произнес:
— Никифор, а ты знаешь, что если вот такому длинному десантнику дать коленом по яйцам, то он переломится пополам.
Я задорно рассмеялся этой шутке, а Иваныч продолжил:
— И когда парашютист опустится низко, в этот момент следует бить его физиономию о колено. Он тогда становится ручным.
Десантники опешили, прекратили мять и гладить теток. Майор примирительно произнес:
— Ребята, давайте не будем ссориться! Мы ведь ходим одними тропами, воюем вместе. Чего вы злитесь?
— А то! Если бы мы с комиссаром вошли в ваш женский модуль, то нас бы оттуда вытурили. А я вас терплю целый час! — воскликнул Чапай. — И если тропы одни и те же в горах, то койки — разные!