Клауса положили в больницу и стали подыскивать донора, но, как назло, ни один из органов, оказывавшихся в руках хирургов, Рихту не подходил. Врачи терпеливо объясняли нервничающему больному, отчего это происходит, говорили о редкой группе крови с отрицательным резусом. Но Рихт не собирался вникать в подробности, ему стало ясно: он, скорее всего, в ближайшее время умрет.
Но потом случилось чудо. Почка нашлась, операция прошла успешно. Спустя недели три после нее великолепно чувствующий себя Рихт попросил:
– Нельзя ли мне узнать имя донора? Я понимаю, конечно, что его нет в живых, скорее всего, он погиб в автокатастрофе, но хочется сходить на могилу, возложить цветы.
Хирург неожиданно замялся, но потом все же сказал:
– Да, вы правы, к сожалению, в подавляющем большинстве доноры – жертвы катастроф или других чрезвычайных обстоятельств, но иногда на помощь приходят родственники, в вашем случае было именно так.
Клаус безмерно удивился:
– Но у меня же никого нет, кроме матери, и я сильно сомневаюсь, что Катерина могла отдать мне почку.
– Госпожа Неуманн – женщина в возрасте, – пояснил врач, – даже если бы она и изъявила подобное желание, оно неосуществимо. Вас спас брат, господин Сизов, он прилетел из России и лег на операционный стол. Кстати, он просил ничего не сообщать вам, но я счел нужным поставить вас в известность.
– Игорь подарил мне жизнь, – тихо закончил Клаус, – я в неоплатном долгу перед ним и с тех пор изо всех сил стараюсь ему помочь. К сожалению, видите сами, живу я более чем скромно и дать брату денег на открытие собственного бизнеса не мог. Когда умерла моя мать, я думал, что она все же оставит мне часть своего огромного состояния, но Катерина предпочла отдать деньги на благотворительность, она ненавидела меня с детства. И тогда я предложил Игорю вариант с наследством. Я же и подготовил все: необходимые бумаги, перевозку огромной суммы… Игорь лишь должен был передать мне доллары.
– Отчего же он поручил такое важное дело Олегу? Почему сам не понес чемоданчик с долларами? – удивилась я.
Клаус налил в свою чашку остывший кофе и грустно сказал:
– Игорь очень наивен, я бы сказал, что у него характер скорее женский, чем мужской. Эмоциональный, ранимый, нервный, сентиментальный, может заплакать от горя или радости, восторженный. Брату свойственно идеализировать людей, он влюбляется моментально, причем, поймите меня правильно, я сейчас говорю не о сексе. Нет, Игорь мог проникнуться мгновенной симпатией к абсолютно постороннему человеку, сделать тому много хорошего и страшно удивиться, поняв, что «друг» его просто использует. Сколько раз он разочаровывался в людях, и не сосчитать. Я предупреждал его: не следует доверять перевозку денег постороннему человеку. Нет, он уперся, твердил: «Олег – мой компаньон». И потом, Игорь очень боится Завальнюка, считает, что тот за ним следит…
Клаус залпом проглотил кофе и тихо закончил:
– Ну и что получилось? Где теперь сей порядочный гражданин? В Швейцарии? Лондоне? Вашингтоне? Мир велик!
Он замолчал, было слышно, как громко тикают старинные настенные часы и кричат во дворе дети.
– Вы можете поднапрячься и вспомнить, хотя прошло больше года, но вдруг что-то запало в память.
Клаус глубоко вздохнул:
– Я очень часто прокручиваю ленту событий назад, но не нахожу абсолютно никаких зацепок. До часу я пробегал по городу, заканчивал дела перед отпуском. В полвторого явился домой и стал ждать Олега, одновременно складывая чемодан.
Изредка Клаус подходил к окну и выглядывал на улицу. У него просто есть такая привычка: ходит, ходит по комнатам, а потом смотрит в окно без всякой причины. Вот и тридцать первого декабря он не изменил своему пристрастию, но ничего интересного или настораживающего не заметил.
По тротуару тек людской поток, по проезжей части неслись машины. Впрочем, последних было не так много. Большинство водителей предпочитает пользоваться более широкой магистралью, боятся застрять в пробке на узкой Рыльской улице.
– Совсем ничего особенного? – цеплялась я за последнюю надежду. – Ну вдруг драка или, скажем…
– Нет, – покачал головой Клаус, – никаких чрезвычайных происшествий и никаких неприятных предчувствий. Знаете, некоторые люди утверждают, будто они ощущают приближение беды. Так вот, я оказался не из их числа. У меня в тот день было прекрасное настроение, все радовало: люди, машины.
– Что же веселого вы увидели на московской улице?
– Да нет, ничего, просто люди бежали в разные стороны, словно бодрые тараканы, у каждого в руках были пакеты с покупками, кое-кто тащил елки. Наверное, я просто заразился общим праздничным настроением.
– А в машинах что веселого? – Я никак не могла успокоиться.
– Тоже особо ничего, – покачал головой Рихт, – ваши люди частенько лепят на стекло забавные наклейки, например, улитку невероятного ярко-красного цвета и слова: «Еду, как могу». В Германии дорожная служба не разрешает украшать таким образом автомобиль, считается, что это опасно. Другие водители начнут читать надписи и не заметят пешехода.
Я кивнула. Во Франции вас тоже незамедлительно оштрафуют, если полицейский углядит на стекле веселенькую наклеечку, кстати, кажется, и у нас подобное украшательство не приветствуется, но русские люди – это не законопослушные европейцы.
– Чего только не увидишь, – покачал головой Клаус, – как вам такой вариант: «Трезвый Шумахер»? При этом учтите, что надпись красовалась рядом с изображением толстомордого мужика, сидящего на пивной бочке!
Я почувствовала дрожь в пальцах:
– А где вы видели эту картинку?
– На машине, – спокойно пояснил Клаус, – припарковалась прямо под моими окнами.
– У вас такое острое зрение? Увидели с высоты мелкие буквы!
Клаус рассмеялся:
– Вы хороший профессионал, вопрос не в бровь, а в глаз. Моя квартира, к сожалению, на первом этаже. Несколько лет я безуспешно просил, чтобы меня переселили в другую, но немцы такие бюрократы! Вопрос о квартире для дипломата решается не в посольстве, а в Министерстве иностранных дел. Пока прошение дойдет до нужного человека, пока вернется назад… А потом еще и откажут, напишут: «Смена адреса не приветствуется». Без всяких объяснений. Кошмарные люди, ей-богу, в России проще.