– А где? – проявила внезапное любопытство одна из народных заседательниц.
Судья зачитала справку. Раиса Титаренко является опекуншей Милены Титаренко, потому что Семен и Анна, родители девушки, осуждены на двадцатипятилетний срок. Столь суровое наказание они получили за то, что попытались ограбить сберкассу и чудом не убили двух посетителей, решивших остановить преступников.
Настя чуть не упала в обморок. Вот тебе и разведчики! Потом из комнаты свидетелей вызвали Милену. Она принялась все отрицать. Никогда, мол, не взяла чужой копейки. Да, тетка приносила ей новые, красивые вещи, говорила, что их дают богатые люди, у которых она работает поломойкой.
– Врешь! – завизжала Раиса.
Милена повернулась лицом к залу:
– Я?
Честно говоря, симпатии всех людей оказались на стороне Милы. Она была маленькой, худенькой. Волосы заплетены в жидкие косички, никакой косметики на лице, руки торчат из коротких рукавов застиранного свитера, а из-под юбки выглядывают коленки, одна из которых ярко замазана зеленкой. Милене трудно было дать восемнадцать лет, ну четырнадцать, от силы пятнадцать. Раиса же, любившая покушать и выпить, сильно расплылась. Волосы она вытравила перекисью, глаза ее прятались в опухших веках, а чтобы посимпатичней выглядеть, она нарастила ресницы густо-черной тушью, щеки намазала ярко-красными румянами, а губы – лиловой помадой.
– И не стыдно вам на ребенка наговаривать? – не выдержала судья.
– Наследственность у нее гнилая, – не успокаивалась Раиса, – отец и мать разбойники да убийцы, вот дочурка в них и пошла, ничего хорошего к ней не пристало!
– Да? – подняла брови судья. – А вот у меня справочка имеется из института. Милена Титаренко сдала сессию на «отлично», ведет общественную работу, получает повышенную стипендию. Есть и еще одна бумажка, из вытрезвителя, в котором побывала недавно Раиса Титаренко. Так кто из вас ведет асоциальный образ жизни?
– Гены у ней дрянные, – не успокаивалась тетка, – ворует и врет с невинным видом, вся в родителей!
– Хватит, – разозлилась судья, – нечего тут про генетику толковать. Кстати, у вас тоже наследственность подгуляла, если не ошибаюсь, осужденный Семен Титаренко является вашим родным братом?
Раиса растерянно замолчала.
Вечером Настя постучалась к Милене. Подруга сидела у телевизора.
– Тетка всегда говорила, что папа и мама разведчики, – быстро сказала она.
– Наверное, не хотела тебя нервировать, – пояснила Настя, – ну не переживай так. Дочь за родителей не в ответе.
Милена кивнула, и жизнь потекла по-старому. Ходили в институт, сдавали сессии. Когда был сдан последний госэкзамен, дома случилась неприятность. У Федоровых пропала большая сумма денег, отложенных на квартиру. Накопления семья держала в сберкассе, но потом представился случай вступить в кооператив, и они «сняли» все подчистую. Когда Иван Петрович возвращался с деньгами домой, на него напали и отняли портфель. Он не разглядел налетчика. От сберкассы Федоров шел малолюдной улочкой, сзади кто-то подкрался и ударил его по голове. Иван Петрович упал, а когда очнулся, ни портфеля, ни денег, ни свидетелей не было. Нашлась, правда, вездесущая старушка, сидевшая у окна и глядевшая от тоски на улицу. Вот она и рассказала, что на Федорова наскочил подросток, щуплый мальчишка в темной одежде и кепке, козырек которой полностью скрывал его лицо.
Лишившись средств, а вместе с ними и надежды когда-нибудь получить собственную квартиру, Федоровы, люди в возрасте, как-то быстро ушли из жизни. Сначала умер муж от инсульта, потом жена. Их комната досталась Настиным родителям.
Окончив институт, Настя устроилась на работу, на службу нужно было выйти только в сентябре, поэтому август она провела в Крыму, а когда вернулась в Москву, обнаружила, что Милена уехала. Куда, почему, осталось непонятным. Комната Титаренко освободилась, родители Насти подсуетились и стали полноправными хозяевами всей квартиры. Милена как в воду канула, она не звонила, не приходила, словно умерла. Первое время Настя недоумевала, куда же подевалась подруга детства, но потом влюбилась, вышла замуж, родила ребенка и забыла про Милену.
Пропавшая подружка появилась чуть больше года назад. Однажды раздался звонок. Настя, как всегда, не глядя в глазок, распахнула дверь и ахнула. Перед ней стояла улыбающаяся Мила с тортом в руке. Выглядела она великолепно. Норковая шубка, бриллиантовые серьги, стильная сумка…
Распространяя запах незнакомых, явно недешевых духов, она обняла Настю:
– Здравствуй, я очень соскучилась! Пустишь меня?
Настя посторонилась:
– Конечно, входи, сколько лет, сколько зим? Куда же ты исчезла? Отчего не звонила?
Милена вытащила из коробки дорогущий импортный торт.
– Да я просто сбежала. Понимаешь, представился случай удачно выйти замуж, вот я и съехала к будущему мужу. Он человек с огромными связями, поэтому сумел сразу прописать к себе, даже без штампа в паспорте.
– К чему такая спешка?
Милена спокойно отрезала кусок нежного бисквита и пояснила:
– Я не хотела, чтобы он сюда приходил.
– Почему? – не поняла Настя.
Вновь обретенная подруга улыбнулась:
– Видишь ли, я ничего не рассказала мужу ни о своих родителях, ни о Раисе. Очень хотела с ним в загс пойти, вот и решила не пугать его родственниками-уголовниками. Честно говоря, я боялась, вдруг вы расскажете моему жениху правду.
Настя возмутилась до глубины души:
– Между прочим, я умею хранить тайны. Ну-ка, вспомни, я никому ведь не сболтнула про «разведчиков».
Милена кивнула:
– В тебе я не сомневалась ни минуты, а вот тетя Нюра не умела держать язык за зубами.
Настя вздохнула. И ведь правда, ее покойная мама слыла первой сплетницей в подъезде…
– Поэтому я и пришла к тебе только после того, как тетя Нюра и дядя Петя умерли, – пояснила Милена.
– А твои родственники живы?
– Слава богу, нет, – отмахнулась Мила, – Раиса еще в пересыльной тюрьме коньки отбросила, а про отца и мать я ничего не знаю и знать не хочу. Ладно, рассказывай, как живешь?
Подруги поболтали, съели торт, потом Мила сказала, окидывая взглядом кухню:
– Все старое, вон тот шкафчик еще наш, чего новый не купишь?