— Значит, все проследил, все продумал? — повернулся Масуд к Гуляму.
— Так, мой господин, — прижал подобострастно руку к груди Гулям.
— Сколько тебе потребуется воинов, чтобы разделаться с этой кучкой кафиров?
— Надо бы весь отряд, мой господин, — покорно склонил голову Гулям. — У шурави — две собаки. Если учуят…
— Ты глупее собак? — недовольно сверкнул глазами Масуд. — И в такой ветер.
— Он дует с нашей стороны, — возразил несмело Гулям.
— Обойдите подальше. В общем, можешь забрать и весь отряд. — Масуд испытующе посмотрел на Абдулахаба. — А тебе сколько нужно?
«Я и один справлюсь», — чуть не выпалил Абдулахаб, но знал — Масуд никогда одного его к золоту не отпустит, и потому ответил как можно равнодушнее:
— Мне одного вполне достаточно. Вот с Азизом сходим.
— Азиз останется со мной, — не согласился Масуд. — Возьмешь Тахира.
Такое решение сардара несколько путало карты Абдулахаба: когда два этих шакала будут вместе, с ними труднее расправиться. И Тахира ему не хотелось убирать. Но… пути Аллаха неисповедимы.
— Хорошо, мой господин.
— Время рассчитайте сами. В пять ноль-ноль мы должны покинуть это место…
Нападение на пост назначили на двадцать три ноль-ноль. Раньше не получалось: пока преодолеют речку, обойдут гору с востока, чтобы ветер не донес их запах собакам, поднимутся на вторую террасу, на которой обосновались десантники, уйдет не менее четырех часов. А шел уже седьмой час. Оставалось время только на сборы и уточнение действий каждым моджахеддином.
Абдулахаб, чтобы развязать себе руки и не быть зависимым от Гуляма, предупредил:
— Мы пойдем с запада, так что нам не по пути.
— Может, еще возьмешь пару моджахеддинов? — предложил Масуд.
— Нет. Вдвоем пройдем тише и спокойнее.
— Биссер хуп…
Отряд Гуляма отправился к реке, едва стемнело. Абдулахаб не торопился: проверил и почистил автомат и пистолет, то же заставил сделать Тахира.
В пещере, где обосновался Масуд, кроме него и Азиза осталось пять моджахеддинов: один часовой на входе, и четверо — у самого входа, внутри; Масуд и Азиз — в углублении, за крутым изгибом, чтоб не слышать голосов подчиненных и спокойно отдыхать. Здесь же находились Абдулахаб и Тахир. Сардар не обращал на них внимания, сидел у стены, где висел электрический фонарь, и просматривал захваченные сегодня днем в уездном комитете партии кишлака Андава бумаги. Это были газеты и листовки, какие-то брошюры, отдельные листы с напечатанным и скорописным текстом.
Абдулахаба удерживало в пещере не любопытство к этим бумагам и не забота об оружии, он изучал обстановку и обдумывал план, как лучше отомстить своим обидчикам. Вернуться сюда, когда они лягут отдыхать перед дальней дорогой? Попасть в эту пещеру будет непросто: со стороны часового войти ему, казначею, можно, но поднимут вначале Азиза, а это означает — не выйти. Остается потайной лаз, закрытый в углу горной глыбой… Но Масуд, как правило, укладывается спать на него. Так что рисковать не стоит. Остается один выход…
Абдулахаб подошел к Азизу:
— Идем, покажу тебе, где спрятана казна.
— Зачем? Сам к рассвету вернешься.
— Мало ли?.. Не на свидание идем.
Азиз неохотно поднялся. Раньше Абдулахаб оставлял казну на Тахира, и главный телохранитель был недоволен новым поручением. Но сардар не вступился, значит, с ним согласовано.
Часовой, спрятавшийся от ветра за скалу у входа, почти не был виден. Не спросил и не сказал ничего: Азиза и Абдулахаба знал по походке.
Абдулахаб повел Азиза в подветренную сторону. Пистолет лежал за пазухой с патроном в патроннике, на всякий случай; рука сжимала ребристую рукоятку острого кинжала.
— Что-то ты далеко казну свою запрятал, — сказал насмешливо Азиз, сбавляя шаг.
— Дальше положишь, ближе возьмешь, — ответил ему в тон Абдулахаб. Завернули за скалу. — Вот и пришли. — Встал к нему лицом к лицу и, несмотря на темноту, увидел, как обеспокоенно и затравленно заметались глаза. — Что, страшно? Это тебе не у связанного Зафара яйца выкручивать. Знаешь, зачем я тебя сюда привел?
— Я давно подозревал, что ты продался кафирам…
— Врешь. Ты давно догадывался, что я тебе не прощу Земфиру. Как ты смел, грязный гиббон?..
Азиз беззвучно пошевелил губами, со страхом глядя на тонкое лезвие, приставленное к сердцу. Он отпрянул назад, стараясь поймать в падении руку с кинжалом, но Абдулахаб был наготове, увернулся и нанес удар снизу. Азиз захрипел, задергался на руке в предсмертных конвульсиях.
Абдулахаб выдернул кинжал и вытер о полу халата бывшего телохранителя…
Масуд продолжал читать добытые документы. Тахир был уже наготове с рюкзаком за плечами.
— А где Азиз? — спросил он.
— Считает афгани, — ответил Абдулахаб.
— Скряга, он и себе, наверное, не верит, — усмехнулся Тахир.
— Иди, я догоню, — указал ему взглядом на выход Абдулахаб. — Мне кое-что надо сардару сказать.
Тахир понимающе кивнул: не один Абдулахаб, уходя на задание, оставляет на всякий случай наказ господину.
Когда он вышел, Абдулахаб совершил намаз и встал напротив повелителя. Тот отложил бумаги, чуть наклонил голову, приготовившись выслушать если не завещание, то исповедь.
— Посмотри мне в глаза, Масуд, — сказал Абдулахаб жестко, так, что не узнал своего голоса.
Сардар удивленно вскинул на него глаза. И все понял. Рука из-под бумаг поползла под халат.
— Не надо, — предупредил Абдулахаб. — Не успеешь. — И приставил к его горлу кинжал. — Ты был плохим сардаром и мусульманином: трусливым и бездарным, похотливым и неверным. Ты не водил в бой своих моджахеддинов и погубил отряд, ты нарушил заветы Корана, насиловал невинных детей и чужих жен…
— Ты забыл о своих грехах, — вставил Масуд.
— Нет, не забыл. Но мои грехи по сравнению с твоими — милость Аллаха…
— Твоя жизнь тоже была в моих руках, и я пощадил тебя.
— Верно, Масуд. Меня не за что было наказывать. Но что бы ты сделал, если бы я надругался над твоей женой?
— Я бы сказал тебе спасибо, — постарался выразить улыбку на лице Масуд, но губы его дернулись уголками кверху и тут же опустились. — Женщина без мужчины — что арык без воды — засохнет, зачахнет.
— Это вы-то с Азизом мужчины? Да вам только обезьян осеменять, и то насильственно.
Масуд рванулся под халат к пистолету, но не успел: лезвие легко проткнуло халат и тело чуть ниже соска, слева; другой рукой Абдулахаб зажал сардару рот…
Моджахеддины спокойно пили чай, сидя у самого выхода.