Наклонившись, Дадышев поднял коврик перед дверью — кружочек песочного печенья оказался неповрежденным. «Паранойя», — сам себе поставил диагноз Султан, свободной рукой доставая из кармана связку ключей. Английские элитные замки открылись легко и бесшумно. Оказавшись под защитой запертой двери, он почувствовал себя в безопасности. Включив свет, снял пиджак, сунул «стечкина» в кобуру, отстегивая зажимы. Потом привычным движением повесил пистолетную кобуру на угол спинки кресла, в которое сам завалился, с облегчением вытянув натруженные за день ноги. И только сейчас увидел угрозу, смертельную опасность. Перед креслом на журнальном столике лежало раскрытое служебное удостоверение. Инстинктивно протянув руку, Дадышев осторожно взял в руки «корочку», всмотрелся в фотографию, вслух прочитав:
— Крутов Родион Андреевич, генерал-майор, начальник отдела тылового обеспечения Министерства обороны Российской Федерации.
— Как вы понимаете, Султан Исмаилович, это удостоверение — всего лишь прикрытие, или, говоря нашим языком, «крыша», — из спальни неслышно вышел крепко сбитый незнакомый мужик с внешностью типичного военного.
— Как вы смогли незаметно пройти в мое логово? — спросил недоуменно Дадышев, понимая, что попытка выхватить из кобуры пистолет, висящий за спиной, будет выглядеть по меньшей мере смешно.
— В молодости прошел хорошую школу, — серьезно ответил Крутов, протягивая чеченцу карточку внутреннего удостоверения старшего офицера ГРУ.
Пока Султан изучал документ, Крутов беззастенчиво рассматривал его, что называется, вживую. Высокий, худой, жилистый; его можно было сравнить с кипарисом, который не может сломать никакой ураган. Большие темные глаза, мощный нос с горбинкой и аккуратно подстриженная эспаньолка делали его похожим на благородного корсара. Про таких обычно пишут в приключенческих романах, но опытный физиономист, генерал Крутов знал не понаслышке, что и в реальной жизни таких людей полно.
— Военная разведка, — возвращая удостоверение, проговорил Султан. — Теперь понятно, как вы прошли мои «маяки» и вскрыли надежные прежде замки.
Чеченец сделал короткую паузу, потом в упор посмотрел на генерала и спросил:
— Трюк с пацаном во дворе тоже ваша работа?
— Нет, — скупо усмехнулся Крутов, — но тем не менее было приятно наблюдать за вашей реакцией и тем более — за выдержкой.
Левая сторона губ чеченца плясала в кривой ухмылке — не поверил. Только никто не собирался его разубеждать.
— Интересно, и чем это моя скромная особа заинтересовала военную разведку… или, может, моего работодателя?
«Эко, братец, язык у тебя стал какой подвешенный, — мысленно отметил генерал-майор. — Всего около трех лет в Москве, а чешет, как депутат Госдумы». Это было еще одно подтверждение в пользу правильного выбора.
— Военная разведка может предложить вам возвращение в ряды Вооруженных сил, — вслух произнес Родион Крутов.
Поднявшись из кресла, Султан подошел к окну, несколько минут смотрел во двор, опустевший и безлюдный. Даже подростки-баскетболисты покинули спортплощадку.
— Хотелось бы услышать условия столь заманчивого предложения…
Через два часа Крутов остановил свой «Сааб» рядом с черной неприметной «тридцать первой» на Фрунзенской набережной. Когда Родион Андреевич пересел из иномарки в салон «Волги», водитель Журавлева выбрался наружу и, расстегнув пуговицы на пиджаке, встал неподалеку от машин, внимательно оглядывая подходы к стоянке.
— Ну, что он? — нетерпеливо спросил Андрей Андреевич; он переложил все текущие дела «комитета» на своих подчиненных и полностью включился в оперативную игру военной разведки.
— Согласился. Как я понял, джигиту до чертиков надоело быть цепным псом при хозяине. Настоящему воину нужно настоящее дело, готов даже на агентурную работу.
— Это хорошо, что готов, — генерал-полковник задумчиво забарабанил пальцами по спинке переднего сиденья. — Операция нами задумывается не просто секретная, она не проходит ни по каким документам, то есть если что-то пойдет не так, прокуратура запросто может навесить на нас статью «о государственном заговоре». Потому что знают о ней всего четыре человека: ты, я, Султан Дадышев и ваш непосредственный начальник, командующий ГРУ. Так что людей осведомленных мало, а охота идет большая, и осечек быть не должно. Удава мало сунуть в мешок, из него нужно вытрясти все, что он знает. А известно ему немало. Поэтому, думаю, тебе следует срочно вылетать в Грозный и держать руку на пульсе. И когда змея возьмем, сразу устроить горячее потрошение, до того как прокурорские зачитают ему права и положения уголовного кодекса.
— Понятно, Андрей Андреевич, — Крутову ничего другого не оставалось, как согласиться. — У меня есть небольшое дополнение к ранее вами сказанному.
— Очень интересно.
— Вы правильно заметили насчет секретности. Вот я и подумал: ведь у нашего «Котовского» на его родине могут возникнуть проблемы. Край ведь специфический, вражда тейпов, кровная месть и тому подобное. Надо бы Султану организовать силовое прикрытие. Использовать спецназ ГРУ рискованно, практически все наши коммандос прошли Чечню и у каждого полно знакомых. Есть вероятность утечки информации.
— Действительно, есть, — нахмурился Журавлев. Долго думать на эту тему он не стал, как будто заранее предвидел этот вопрос. — У нас в том регионе есть ударная группа; думаю, мы сможем ее залегендировать должным образом.
Лицо Крутова было бесстрастным, но мысленно он торжествовал. Его предположение о том, что «Комитет информации» имеет не только аналитические и агентурные службы, но и свой спецназ, оказалось верным…
Если в регулярных частях Российской армии в выходные дни начальство любит устраивать для военнослужащих спортивные праздники, то Сервант, как бывший мичман, отмечал каждое окончание недели небольшими учениями. Сценарии были неприхотливые, но командир каждый раз их совершенствовал, менял, так что угадать, какие будут вводные в очередной выходной, было просто нереально.
В эту ночь Севрюков поднял группу и повел в горы. За неполные сутки диверсанты прошли сорок километров, форсировали три горные речки, обошли такое же количество населенных пунктов и оборудовали два скрытых тайника, места которых отметили на карте.
На рассвете следующих суток группа вернулась на базу. Оставалась последняя вводная — работа снайперских пар на стрельбище. Но неожиданно командир дал команду «отбой».
— Нет ничего лучше этой команды, — сбрасывая тяжелый рюкзак и валясь на землю, пробормотал Бизон. — Никогда бы не подумал…
Рядом так же без сил валились остальные бойцы, кто-то из диверсантов потянулся за сигаретами. В зелено-серых банданах, мохнатом камуфляже и с расписанными черными полосами физиономиями они выглядели как мистические существа, некие лесные духи. Только набитые боеприпасами разгрузки, ножи на поясах и автоматы делали их пострашнее любой нежити. Несмотря на прозвучавшую команду «отбой», никто из бойцов, стаскивая с плеч тяжелые рюкзаки и скатки спальников, не выпускал из рук оружия. В каких бы до этого войсках они не служили, но, попав в отдельный офицерский отряд, подготовку начинали с оттачивания рефлексов «ты всегда на войне». И этот рефлекс, как взрыватель мины, никогда не отключится: ни в полевом лагере по окончании учений, ни на главной базе, ни на дружеской пирушке.