– Салам алейкум…
В помещение наблюдательного пункта неслышно вошел высокий, худощавый мужчина. Одет он был в новенький натовский камуфляж, подпоясанный обычным солдатским брезентовым ремнем. На груди в продолговатом чехле висел спутниковый телефон.
Гостю было далеко за сорок. У него было продолговатое лицо с молочно-белой кожей, покрытой густой рябью оранжевых веснушек, огненно-рыжие вьющиеся волосы, спадавшие на плечи густой волной, прикрытые видавшей виды рейнджеровской панамой с обвислыми полями. Движения мужчины были легкими, пружинистыми, что выдавало в нем опытного натренированного человека. Он был знаком со всеми полевыми командирами, с кем-то вел интенсивные переговоры, кого-то, наоборот, сторонился. Чеченцы не знали, как его зовут, но про себя окрестили Иезуитом, чему способствовала и внешность европейского гостя, и его умение подпольно работать.
По всей Чечне у Иезуита была налажена обширная сеть агентуры, которая позволяла ему быть в курсе всего происходящего на территории, занятой федеральными войсками. Это помогало координировать действия повстанческих отрядов, чтобы наносить удары в наиболее уязвимые места.
Сам Иезуит оружия не носил, но за ним повсюду следовали трое телохранителей: двое гориллоподобных иорданцев, внешне похожих, как братья-близнецы, вооруженные, что называется, до зубов. И миниатюрная девушка-снайпер, носившая на спине британскую длинноствольную снайперскую винтовку «Супер Магнум», выглядевшая по сравнению с ними настоящей Дюймовочкой. Лицо девушки было закрыто камуфляжной повязкой, но, как успел разглядеть Пуштун, голубые глаза выдавали европейку.
– Да прибудет с вами благоденствие Всевышнего, – приблизившись к Ахмеду, произнес гость. Говорил он на русском языке с едва заметным акцентом.
– Здравствуй, дорогой, – широко оскалился чеченец. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спине и плечам. – Рад, что ты, дружище, наконец-то соизволил посетить мою бедную саклю, – отпуская гостя, искренне улыбнулся Ахмед Касимов.
– Сакля, – усмехнулся Иезуит, – настоящий лабиринт Минотавра. Впрочем, такому вождю другие хоромы не подошли бы.
– Сейчас подадут чай, а потом будем есть плов из молодого барашка.
– Можно и чай, и плов. Я в гости надолго.
– Прекрасно, – снова оскалился Пуштун и тут же приказал своему ординарцу: – Сабир, отведи свиту нашего гостя на ночлег. Пусть их сытно покормят.
– Сабир, далеко их не веди, пусть ждут в соседнем боксе, – перебил Касимова Иезуит. Лицо Ахмеда внезапно посерело от гнева, кустистые брови сдвинулись к переносице.
– Ты, уважаемый, мне не доверяешь?
– Отчего же, доверяю полностью. Но в твоих казематах столько народа…
– Они все верные воины Аллаха, – вскипел Пуштун.
– Не спорю, но даже в зеленом лесу всегда найдется сухое дерево. И кто может поручиться, что среди отважных моджахедов не затесался агент федералов. Ты ведь сам знаешь, что Кремль официально объявил сезон охоты на полевых командиров. Чекисты землю роют, выискивая тех, кого можно завербовать в киллеры. – Иезуит дождался, когда из бокса выйдет Сабир с его охранниками, потом добавил, понизив голос до шепота: – Кроме того, не хочу, чтобы мои бодигарды расслаблялись. В противном случае они будут не лучше фарфоровых гномов на лужайке перед домом.
Последнее сказанное гостем Ахмед не понял, но осознал главное – Иезуит не доверяет никому. Ни чужим, ни даже своим.
Вскоре вернулся Сабир с большим медным чайником, из носика тугой струей бил пар. Ординарец проворно накрыл небольшой приставной столик, расставив по краям три глубокие пиалы.
Зеленый чай был густого насыщенного оттенка. Держа в расставленных пальцах пиалу, Иезуит проговорил:
– Все пошло не так, как мы ожидали. Федералы не идут ни на какие переговоры, мы не можем на них надавить ни через госсекретариат США, ни через Евросоюз, чтобы те пошли на переговоры с легитимным правительством Ичкерии.
Пуштун согласно закивал головой: действительно, в прошлую войну все было куда проще. Стоило федеральным войскам зажать в смертельные клещи отряды сепаратистов, и оставалось вроде бы всего ничего, чтобы додавить боевиков, как из Москвы тут же следовал приказ о примирении, а то и вовсе – вернуться на исходные позиции. Большие деньги позволяли манипулировать не только политиками, но и наиболее продажными военными.
О том, что ситуация в корне изменилась во вторую кампанию, они поняли слишком поздно. Заплатив крупную сумму «зеленых» старшему офицеру штаба объединенной группировки за карту осады Грозного, отряды боевиков пошли на прорыв в самом уязвимом месте расположения войск. Здесь они легко прорвали боевые порядки федералов и вырвались… на минные поля под перекрестный огонь артиллерии. Части боевиков удалось просочиться, но все же боевой дух был подорван основательно.
Война теперь стала по-настоящему партизанской. Уже не могло быть речи о крупных соединениях, которые в прошлую войну с пафосом называли фронтами. Теперь отряды боевиков разбивались на небольшие группы, вечно скитавшиеся по горам и проводившие там мелкие диверсии, такие, как обстрелы блокпостов и минирование дорог. Время от времени небольшие группы, подобно шарикам ртути, сливались в один серьезный отряд и пытались дать бой тому или иному подразделению федералов. Иногда это удавалось, но чаще нет. И тогда отряд снова отходил в горы, рассыпаясь на мелкие группы.
Было ясно, что такая тактика рассчитана на обескровливание сепаратистского движения. Перекрытая граница ограничивала поступление оружия, боеприпасов и наемников. Осознающие обстановку командиры старались увести свои отряды в Грузию и осесть там до лучших времен.
– Только шакалы бегут, поджав хвост, – потягивая чай, проговорил погруженный в свои мысли Ахмед Касимов.
– Ты так говоришь, уважаемый, потом что сидишь со своими моджахедами под защитой многометровых стен своей крепости, – с осуждением произнес Иезуит, держа пиалу на весу. Поставить ее на стол значило бы оскорбить хозяина в этой ситуации. – Ты думаешь, что сможешь здесь отсидеться до седых волос? Когда гяуры разберутся с отрядами, шастающими по горам и на равнине, они полностью сосредоточатся на тебе. И поверь, дорогой Ахмед, у них достаточно средств, чтобы из твоей горы сделать котлован для горного озера.
Лицо Пуштуна налилось кровью, он был в бешенстве, но все же сдержался и только негромко спросил:
– Гость решил оскорбить хозяина?
– Я не оскорбляю, а лишь хочу предупредить, – последовал спокойный ответ уверенного в своей правоте человека.
– О чем предупредить?
– Нет большей храбрости, чтобы отси… впрочем, речь сейчас не о том. Все силы должны быть собраны в единый кулак для противостояния Москве. Там ведь не сидят сложив руки. Действуют.
– По-моему, с началом зимы у них особых побед не было. Дошли до гор и топчутся на одном месте, как глупые бараны, – прежде суровое лицо чеченца исказилось в кривой ухмылке.