— В доле, — устало улыбнулся Давыдов, потом с надеждой посмотрел на снайпера. — Думдумыч, интуристы на тебе… ну, если что, рассчитайся по долгам за всех нас.
— Выберусь — заплачу, — скупо пообещал сибиряк, и эти слова были надежнее любого векселя.
— Все, вперед. А нам с Есаулом еще нужно обсудить детали предстоящего веселья.
Когда немногочисленная группа скрылась в зарослях, Денис перешел к делу:
— Значит, все просто. Прячемся и дожидаемся бабаев, пропускаем их через себя и бьем в тыл. Огнестрелы не используем, только ножи. И еще, прошу тебя, не гусарь; их нужно замочить как можно больше, смешать боевые порядки. Тогда у наших будет шанс вырваться из этой удавки.
— Понял я все, командир. Не подведу.
Есаул посмотрел в глаза своего командира каким‑то чужим взглядом; вытащив из ножен «Катран», взял его обратным хватом, прижав клинок к рукаву, потом нырнул под куст широколистного папоротника и исчез в его листве. Давыдов отошел на полсотни шагов в сторону, прижался к стволу каучуконосного фикуса, сливаясь с ним.
Преследователей долго ждать не пришлось — уже через минуту появились первые боевики. Получив основательно «по зубам», не торопились вновь бросаться в бой; шли, осторожно втянув головы в плечи и стараясь бесшумно переставлять ноги, держа перед собой «сорок седьмые». У многих к стволам были примкнуты штыки.
«Один… два… шесть… одиннадцать, — скосив глаза, считал Давыдов боевиков. Всех увидеть не получалось, но на слух морпех смог определить, что преследователей не больше двадцати. — Один к десяти. Нормально, в духе морской пехоты».
Дав замыкающему боевику удалиться на расстояние нескольких метров, майор выдохнул, освобождая легкие. Сейчас все его внимание было сосредоточено на согнутой спине филиппинца. Затем, оторвавшись от ствола дерева, подобно гигантской кошке, он прыгнул вперед. Пальцы левой руки вонзились в глазные впадины, задирая голову азиата вверх, а остро отточенный клинок глубоко рассек горло. Из широкой раны с шипением и клокотанием хлынула горячая липкая кровь. Отпустив труп, морпех бросился к следующему. Лезвие «Катрана» вошло в поясницу второго боевика, и пробитая почка мгновенно оборвала жизнь филиппинца.
Третий, четвертый… нож, как молния громовержца, разил преследователей. Давыдов действовал, как одушевленная машина для убийства, биотерминатор. Хотя со стороны его действия напоминали метания бешеного волка, ворвавшегося в овчарню.
Вооруженные боевики еще несколько часов назад вряд ли мечтали о незавидной роли обреченной овцы, но для морпеха они были скотом, выставленным на заклание. Бесшумно настигнув очередного врага, Гусар зажимал тому рот и ножом наносил удар в смертельную точку — шею, сердце, почки, не оставляя ни единого шанса даже не на спасение, на сопротивление. Вечерние джунгли превратились в сумрачный мистический лес, где воздух был наполнен дыханием смерти.
И все‑таки в конце концов морпех раскрылся. Напав на восьмого боевика, он крепко сжал тому нижнюю челюсть и ударил ножом в левую часть груди. То ли рука колоть врагов устала, то ли траектория удара была не совсем верная, а может, неудачное стечение обстоятельств или все сразу… Но острый клинок «Катрана» не вонзился точно в сердце, а скользнул по ребрам. Филиппинский боевик дернулся и надавил на спуск автомата, громкий хлопок разорвал тишину. Джунгли ожили канонадой выстрелов.
Денис отбросил боевика и метнулся в сторону ближайшего дерева, стараясь раствориться на его фоне. Но едва он уперся спиной в шершавую поверхность ствола, в десяти метрах увидел еще одного преследователя. Пучок вечернего света, пробивающегося сквозь ветки, освещал его не хуже софитов на эстраде. Рефлекторно Давыдов перехватил нож за лезвие и метнул в цель. «Катран» вошел в глазницу боевика по самую рукоятку.
Длинная автоматная очередь хлестнула по стволу дерева в нескольких сантиметрах над головой морпеха; тот рухнул на землю и откатился в сторону, зарываясь в ворох опавшей листвы.
Боевики, обнаружившие трупы своих товарищей, теперь старались держаться поближе друг к другу, группируясь по два-три человека. Инстинкт самовыживания подсказывает, что плечо товарища — лишний шанс на спасение.
Нарастающая интенсивность стрельбы подсказывала, что сюда направляются и другие команды преследователей. Это вызывало ассоциации с охотящейся змеей: когда ее хватают за хвост, аспиду уже не до намеченной жертвы; теперь он сам извивается, пытаясь дотянуться своими ядовитыми зубами до того, кто его схватил.
Боевики кружились в нескольких метрах от убежища Есаула, но как‑то неправильно, находясь друг у друга на виду. Бросься он на одного из них, диверсант оказался бы на прицеле у другого. Наконец, когда загремели выстрелы, трое боевиков сбились в одну команду и оказались спинами к Есаулу. Это был верный шанс.
Вскочив на ноги, спецназовец бросился на боевиков. Выпад — и нож точно входит крайнему азиату под лопатку. Ударом ноги Есаул отшвырнул труп в сторону и бросился на второго, но опоздал всего лишь на одно мгновение — противник уже делал разворот наполовину. Разглядеть свою смерть он не мог, но почувствовал ее дыхание и рефлекторно выбросил ствол автомата вперед. Плоский штык-нож попал в бронежилет, скользнул вверх, вспарывая маскировочную ткань, и, добравшись до незащищенного места, рванулся вперед, пропарывая кадык диверсанта…
«Черт, почему же не слышно Есаула?» — лихорадило Дениса. Интуиция морпеха подсказывала: произошло что‑то фатальное. Вытащив из ножен свой НРС, Давыдов сорвался с места; сейчас опасность он встречал, что называется, глаза в глаза. Перемещающийся от одного дерева к другому, он был невидим для преследователей, появлялся внезапно; затем следовал удар ножом, локтем, коленом. Главное, безжалостно и на поражение. И бегом дальше, туда, где должен находиться Есаул.
Сгрудившихся над спецназовцем боевиков Денис убил одним движением: нож разведчика еще вспарывал грудную клетку одного, как второму диверсант впечатал тяжелый носок своего берца в висок.
Есаул был еще жив; из распоротого горла вырывались клокочущие звуки, выталкивающие кровь из раны. Прежде чем сознание старшего лейтенанта отключилось, он успел достать из подсумка последнюю ручную гранату и сунуть в ладонь Давыдова.
«Прощай, друг», — обжигающей молнией пронеслось в мыслях майора, но тело уже выполняло необходимые действия. Гранату Давыдов сунул за пояс, а левой рукой достал из кобуры Есаула его «глок». Так получилось, что морпех оказался в центре групп преследователей, оставалось одно — прорываться. Держа в каждой руке по пистолету, Денис открыл огонь. Скрываться уже не имело смысла, наоборот, нужно привлекать к себе внимание.
— Бум, бум, — дуплетом прозвучали выстрелы. Еще в курсантские годы Давыдов овладел стрельбой «по‑македонски», поэтому сейчас стрелял, выполняя норму мастера, с кувырками, кульбитами, перебежками. Он делал все, чтобы преследователи не поняли, что гонятся за одним человеком, а не за группой.
«Главное, продержаться до темноты, до темноты», — пульсировало в сознании морпеха. Автоматные пули секли ветки над его головой, листву, а Давыдов по‑прежнему падал, отползал, потом вновь вскакивал, и все по новой… Патроны кончились, силы были на исходе, но командир группы продолжал бежать, лавировать. Еще несколько минут, и он рухнет замертво, как загнанный конь…