– Борт на Ашхабад будет только через три дня, – в раздумье покачал головой Семеныч, кожа на его лице натянулась в подобии улыбки. – Тем более ты и сам знаешь, после того как шахидки взорвали два пассажирских борта, меры безопасности усилили будь здоров. Теперь, чтобы отправить своего человечка вне регистра, приходится договариваться чуть ли не за месяц…
Под тяжелым взглядом чеченца таможенник стушевался и, глядя на свои ногти, пробормотал:
– Или хотя бы за неделю.
Раид будто не слышал его оправданий, снова веско заговорил:
– Мне нужно улететь сию минуту.
– Сейчас есть только один борт, на Бухару, – сглотнув подступивший к горлу нервный ком, выдавил таможенник.
Юный вайнах ни одной секунды не стал сомневаться, а с ходу заявил:
– Подходит. – Свое согласие он подтвердил тугой пачкой стодолларовых банкнот.
Деньги молниеносно исчезли в верхнем ящике стола, а таможенник, кивнув на девушку, спросил:
– Ты летишь один? – Намек был более чем прозрачным.
– Она летит со мной, – коротко произнес Раид, исподлобья буравя собеседника тяжелым взглядом. – На стоянке я оставил новенькую «Ченквиченту», документы на машину в бардачке, ключи в замке зажигания. Она твоя.
– Хорошо, – как бы раздумывая, медленно кивнул головой Семеныч и так же медленно опустил ладонь на трубку телефонного аппарата. – С пилотами будешь рассчитываться сам.
– Естественно…
…Поглаживая нежную щеку девушки, Раид Халилов после всего пережитого ощутил нестерпимое желание сексуальной разрядки. Абсолютно не контролируя себя, он стал неистово целовать Лизу, ее шею, щеки, губы.
Лиза ответила ему взаимными ласками, страстные поцелуи еще больше раззадорили вайнаха; лаская подругу, он повалил ее на тюки и нервными движениями стал срывать с нее одежду.
Долго пробывшая в плену психотропных медикаментов, девушка была уверена, что это совокупление не первое в ее жизни.
Оголив грудь, Раид с жадностью целовал упругие округлости, едва сдерживаясь от желания схватить зубами набухшие от возбуждения соски. В следующее мгновение он ухватил спортивные брюки Лизы за резинку и одним движением спустил вместе с ажурными трусиками.
Золотистые вьющиеся волосы, прикрывающие лобок девушки, будто сорвали повязку с глаз Раида. С одной стороны, он видел перед собой не столько объект мести, сколько свое безбедное будущее, а с другой – было распирающее желание, которое молодой чеченец уже не в силах был сдержать.
Рывком он перевернул Лизу на живот.
– Что ты делаешь? – испуганно воскликнула она, почувствовав, как влажные от слюны пальцы Раида проникают между ее ягодиц…
Крупный павлин, неторопливо отойдя от самок, клюющих рассыпанные на бетонном полу вольера зерна, распустил огромный веер яркого хвоста и закричал дурным голосом.
– Султан, у, ты мой красавец, – стоя на высокой террасе, восхищенно прицокнул языком высокий толстый смуглолицый мужчина в расписном халате на голом теле. Между распахнутыми полами свисали жировые складки живота. Мужчина, глядя на красивую птицу, широко улыбнулся, его оплывшее лицо с отвислым двойным подбородком расплылось в довольной улыбке, из-за чего и без того узкие глаза совсем исчезли под черными мохнатыми бровями. Почесав живот, толстяк царственным жестом бросил павлину горсть крупных зерен.
Но гордый красавец даже не обратил внимания на угощение хозяина и, сложив великолепный хвост, отправился обратно к своим подругам.
– Важный, как министр, – хмыкнул толстяк и прошел в глубь террасы, где был расстелен большой ворсистый ковер с расставленными приборами для чаепития. В центре ковра стоял золотой кувшин кальяна. Опустившись на ковер, мужчина сунул в рот мундштук из слоновой кости, с наслаждением глубоко затянулся.
Муртаза Гасан-заде, так звали хозяина павлина, происходил из древнего туркменского рода. Его предки наживали свое богатство сперва разбойничая, а потом торгуя на Шелковом пути. После Октябрьской революции прадед Муртазы, Джамал Гасан-заде, командовал большим отрядом повстанцев, который воевал против большевиков. Три года длилась игра в «кошки-мышки», в конце концов, устав от этого развлечения, новые хозяева предложили Джамалу место в большевистском правительстве Советской Туркмении. Прадед недолго думал, почти сразу согласился. С тех пор род Гасан-заде всегда находился возле верховной власти. Из семи братьев и сестер Муртазы трое и сейчас находились на государственной службе. Сам он до недавнего времени возглавлял управление таможенной службы, куда пришел из партийной номенклатуры. Впрочем, куда еще можно было пристроить выпускника юридического факультета МГУ (сколько отец отвез в Москву преподавателям черной икры, коньяка и золотых побрякушек – один Аллах знает).
За десять лет службы в таможне Муртаза Гасан-заде никого из своих близких и родных не оставил без куска хлеба с маслом. Впрочем, не только родню кормил, но и друзей и знакомых по учебе в Москве. Афганская граница каждую неделю разрождалась сотнями килограммов героина, который проливался на участников трафика «золотым дождем».
За эти годы руководитель таможенного управления стал настоящим Калифом, о подобных раньше писали в арабских сказках «Тысяча и одна ночь».
Муртаза построил себе дворец на окраине города Дашогуза, недалеко от границы с Узбекистаном. Выбирая место под строительство, Гасан-заде руководствовался русской пословицей (не зря все-таки долгое время прожил в Москве): «Береженого бог бережет». Или в восточном варианте – Аллах.
Дворец был выстроен в самом изысканном вкусе арабской роскоши. Пятиметровая стена с расписными вычурными башнями, на которых места сторожей заняли камеры слежения, за ней раскинулся пятиэтажный дворец с округлыми золотыми куполами. Вокруг чертога были разбиты экзотические сады с певчими птицами, большой бассейн с искусственным водопадом и другими искусственными удовольствиями, типа холодных лагун и бурлящих отмелей.
Чуть в стороне от бассейна были выстроены несколько террас, где разместили зоопарк с редкими животными, к которым хозяин восточной виллы испытывал необъяснимое благоволение.
На задней половине дворца находился гарем из дюжины красивых девушек самых различных национальностей – от платиновых блондинок до темпераментных латиноамериканок и черной, как земля, намибийской негритянки. Женщины находились на положении наложниц Калифа, он их покупал за огромные деньги у торговцев живым товаром.
Своих трех жен и пятерых детей Муртаза Гасан-заде уже давно не видел. Одна супруга с двумя сыновьями жила в Бахрейне, где мальчики изучали основы ислама. Вторая с дочерьми обосновалась в Москве. Третья супруга с младшим сыном обитала в Лондоне.
Все были вполне довольны, тем более что существование жен было более чем безбедным.
Дворец, может, и уступал размерами хоромам Саддама Хусейна, но только не по комфорту. Обслуживали усадьбу десяток молодых крепких мужчин, которые по совместительству еще и несли службу личных телохранителей Калифа. Но это была незначительная защита личного характера, как бронежилет. Настоящая охрана бизнеса была куда многочисленней. В пяти километрах от дворца, прямо в пустыне, раскинулся фешенебельный коттеджный поселок. Здесь расположилась армия Муртазы – полторы сотни боевиков, большинство были афганскими моджахедами, ничего не умеющими в жизни, кроме как воевать. Боевики были оснащены по последнему слову техники: лучшие внедорожники, лучшее стрелковое оружие и самые современные средства связи. Гвардейцы Калифа не только демонстрировали силу хозяина, но также сопровождали караваны с героином из-за границы. Несмотря на то что Муртаза ушел с государственной службы (свою должность передал мужу младшей сестры), «золотой дождь» для него не иссякал.