На маленький столик телефон она положила неловко, столкнув стоявшую там очень старую деревянную вазочку. Вазочка совсем рассохлась, по-хорошему ее давно пора бы выбросить, но, глядя на развалившуюся на две ровные половинки бабушкину утварь, Лина почувствовала, что глаза застилают мгновенно подступившие слезы.
– Ты что, Лина? – опешил Николай Иванович. – Ты плачешь, что ли?
Она промолчала. От радости, оставленной Павлом, не осталось ничего. Ей только показалось, что здесь она вернулась к себе прежней, беззаботной, счастливой.
Она старая усталая кляча с расшатанными нервами.
– Перестань, – проворчал сосед. – Что ты как маленькая. Сейчас склеим, делов-то.
Лина слышала, как Николай Иванович на втором этаже рылся в ящиках с инструментами, и без него чувствовала себя совсем брошенной. Настоящая истеричка, прав Стас.
Она подошла к соседу как раз в тот момент, когда он открывал очередной ящик. Под набором отверток в яркой пластмассовой коробке виднелся темно-коричневый футляр ее фотоаппарата.
– Господи, – ахнула Лина, вынимая из толстой кожи пластмассовый корпус. – Как он сюда попал?
Фотоаппарат был разбит, корпус, во всяком случае.
Бабушка иногда совала сломанные вещи в самое неподходящее место.
– Флэшка могла уцелеть, – объяснила Лина. – Нужно подключить его к компьютеру.
Николаю Ивановичу повезло: Лина, включив компьютер, метнулась в другую комнату к зазвонившему телефону, о чем-то недолго поговорила, как он понял, с Леной, с матерью, и файлы на флэшке он увидел первым. Она была права, память оказалась целой, и теперь он знал то, о чем боялся догадываться.
– Не читается, – пробурчал он подошедшей Лине, отсоединяя провод от компьютера. – Пойдем дальше клей искать.
Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы она немедленно очутилась за много километров отсюда, потому что теперь опасность ей могла угрожать страшная, пожалуй, пострашнее киллера.
Магазин «Рыболов-охотник» располагался напротив гостиницы. Тропинин углядел его случайно, когда впервые подъехал к отелю. Заядлым охотником был муж его родной и любимой тетки Киры, дядя Иван. Маленький Паша ему завидовал, мечтал поскорее вырасти и тоже бродить с ружьем по опасным северным лесам.
Тетя Кира охоты не одобряла, мужа пилила, жалела убитых ради глупой забавы зверей и отказывалась делать воротник из привезенной однажды дядей лисицы.
Иван умер совсем молодым, почти ровесником теперешнего Тропинина, и не от лап свирепого медведя, а от банального инфаркта, цапнувшего здоровяка Ивана исподтишка и сразу. А молодая, красивая и веселая Кира навсегда превратилась в тихую старушку.
Нужно позвонить ей, напомнил себе Тропинин. Давно не звонил.
Магазин был завален всевозможными вещами, назначения многих он даже не представлял. И капканы нашлись, естественно.
Охотником Тропинин был никаким, а инженером опытным, и с капканом разобраться сумел.
Обратная дорога показалась ему гораздо короче. Он когда-то читал, что по законам психологии так и должно быть, только забыл почему.
Прилаживал капкан Тропинин долго, замирая от страха, что в него может попасться не тот, кого он ждет. Капкан был мощным, любой ноге не поздоровится. Потом долго и тщательно заметал веткой осины следы своего пребывания. Затем, постоянно прислушиваясь к посторонним звукам, обошел место охоты, так и не приглядев, где можно надежно укрыться, и не выпуская из вида яму с замаскированным капканом.
Он стал осматривать деревья и наконец решил укрыться в листве растущей рядом липы. Выпил газированной минералки из купленной по дороге бутылки, радуясь собственной предусмотрительности – без воды пребывание в июльском лесу не назовешь комфортным, и, с сомнением оглядев собственные джинсы, полез на дерево. Дело не в том, что ему жаль новых и дорогих джинсов, просто ничего другого он в командировку не взял, а небрежности в одежде не выносил.
Устроившись на толстой ветке, Тропинин опять себя похвалил – место наблюдения выбрано отлично. Сквозь листву отчетливо чернела яма, кривые корни поваленного дерева и все подступы к опасной охотничьей игрушке.
В доме Полины Васильевны Сергей Михайлович не появлялся с самых ее похорон. Ее дочь Лена приглашала, когда случайно встречались во время ее приездов, но он отнекивался, ссылался то на занятость, то еще на что-нибудь. Малодушничал, конечно. Боялся опустевшего без Полины дома.
Она была ему другом, а дружбу Сергей ценил. Пожалуй, дружбу единственно и ценил. Мужики это чувствовали, потому и шли за Сергеем, иначе не достиг бы он той цели, которую когда-то себе наметил.
– Нашла фотоаппарат, да? – Тамара, увидев, как Николай Иванович застегивает кожаный футляр, заставила себя улыбнуться.
Она кипела от злости с той самой минуты, когда Сергей забеспокоился о Линке.
– Нашла. Он сломан.
– Ты что же это приказов не исполняешь? – Сергей посмотрел на Лину и отчего-то развеселился. Может быть, оттого, что соседкин дом оказался совсем не страшным. – Велено тебе на заводе находиться, вот и находись.
– Так я же не на службе, – улыбнулась Лина.
– Да ладно тебе, Сережка, – пробурчал Николай Иванович. – Здесь не опасней, чем на твоем заводе. Хотя за заботу спасибо.
– Ну, благодарить-то не за что, это я должен ее благодарить.
Утром Сергею не удалось как следует рассмотреть Лину, и все-таки сейчас она показалась ему какой-то другой, новой по сравнению с утренней. А еще почему-то неприятно царапнуло, что у нее, по словам Тамары, есть «друг».
– Чайку? – спохватилась Лина.
– Мы только что обедали, – раздраженно бросила Тамара. Хотела сказать без злости, но не получилось.
Очень ей не нравилось, как Сережа смотрит на ее подругу. Очень.
– Чайку, – кивнул Овсянников. Его задело Тамарино «мы».
Господи, какое ему дело до них обеих! Разобраться бы с киллером да заняться своими делами.
– Новостей никаких? – наблюдая, как Лина возится на кухне, поинтересовался Николай Иванович.
Мог бы и не спрашивать. Ясно, что никаких, иначе Сергей доложил бы.
– Ищем. На вашей улице ходят патрули с двух сторон. Я только что проверял. И позади домов тоже.
– Скорее бы его поймали. – Лина принялась накрывать на стол. – Я не хочу уезжать.
Повадками она очень напоминала бабку, Сергею было приятно за ней наблюдать. И вообще в ней чувствовалось что-то совершенно неуловимое и родное до боли.
Мать Полину Васильевну не любила. Ненавидела. Хоть и старалась скрыть это от всех, и от него тоже. От Сергея мать ничего не могла скрыть. Впрочем, как и он от нее.
Он рано понял, что она соседку терпеть не может, только не знал почему. Сначала думал, что просто ей завидует: Иван Ильич был в городе не последним человеком, и жили соседи не в пример лучше, чем они. Уже почти совсем взрослым Сергей догадался, что дело в самом Иване Ильиче, и открытие это его тогда здорово покоробило. И обидно ему стало не только за мать, но и за соседку. Впрочем, и тогда, и сейчас он старался гнать от себя эти мысли. Он давно научился принимать близких такими, какие они есть.