Впрочем, не странно. Она прекрасно знала, почему не тянет руку к звонку. Потому что предполагать, что Овсянникова хотят убить, – это одно, а произнести это вслух, рассказать об этом, самой влезть в чьи-то игры – совсем другое.

Сегодня Тамара решительно подошла к закрытым воротам и нажала кнопку звонка. Ей было страшно.

Она звонила и звонила, но никто не отвечал.

Надо идти к Клавдии, тоскливо подумала Тамара. Медленно отошла от ворот и двинулась по безлюдной улице. Потом зачем-то свернула направо, на боковую улицу, обходя особняк главы местной администрации. Черную пыльную «Тойоту», почти скрытую кустами акации, она увидела случайно. «Тойота» жалась к покосившемуся забору, за тонированными стеклами ничего не было видно, но Тамаре казалось – Сережу поджидает убийца.

Машина стояла между участками на крохотном пятачке. Если бы она принадлежала кому-то из соседей, ее поставили бы поближе к собственным воротам.

Тамара дошла до конца улицы и опять свернула направо, к дому неприветливой тетки Клавдии.

Машина может принадлежать кому угодно. Не станут убийцы светиться на крохотной улице, где каждый незнакомец вызывает вполне понятное любопытство. Или станут?

Она понятия не имела, как ведут себя наемные убийцы.

Самое правильное, понимала Тамара, рассказать сейчас все, что знает, Клавдии, а потом сразу же, немедленно, бежать отсюда, навсегда забыв опасную и ненужную информацию.

Она бы так и сделала, если бы ей не хотелось выйти замуж за Овсянникова. А хотелось ей очень.

Не свернув к дому Клавдии, Тамара подошла к калитке подруги Лины. Подруги, которую знала столько же, сколько себя. На которую злилась, которой завидовала и у которой так удачно и в то же время неудачно отбила Костю.

Костино присутствие Лина ощутила раньше, чем увидела его сидящим на ее собственном крыльце.

– На кладбище была? – спросил он.

– Да. – Лина остановилась, подумала и села рядом на ступеньки.

Когда-то он безошибочно угадывал, где она была, что делала и даже о чем думала. Тогда такое духовное единение казалось ей высшим проявлением любви.

– А потом у Антонины Ивановны?

– Да.

– Как она?

– Нормально.

– Лина… – Ему важно было объяснить ей, что она единственная его женщина, его половина. Только с ней он может быть самим собой, настоящим, только ее слова и мысли понятны ему, как его собственные. И лишь это имеет значение, а все остальное – ерунда. Было и прошло, и никогда не повторится.

– Костя! – Лине не хотелось никаких объяснений. Она наобъяснялась со Стасом на всю оставшуюся жизнь.

Они одновременно повернули головы на стук калитки.

– Привет, – поморщилась Тамара. Тонкие каблуки увязали на садовой дорожке, и ей пришлось идти на носках.

– Привет, – в один голос ответила парочка на крыльце.

– Лин. – Тамара постаралась, чтобы голос не дрогнул. Она совсем не ожидала увидеть здесь Костю, и его присутствие почему-то больно ранило. Впрочем, сейчас ей было не до Кости и даже не до сердечных ран. – Ты не знаешь, Сережа не у Клавдии?

– Знаю, – за Лину ответил Костя. – Не у Клавдии. В Москву уехал на три дня.

– Откуда ты знаешь? – Голос у Тамары все-таки дрогнул, то ли от собственных пугающих мыслей, то ли оттого, что здесь оказался Костя, а она получилась лишней.

– Я его встретил… – Костя прикинул, – позавчера. Он к матери приходил. Сказал, на три дня в Москву уезжает. Вчера, стало быть, отбыл.

– А телефона его у тебя случайно нет?

– Телефона нет.

Тамара, кивнув на прощанье, скрылась за плотной июльской листвой.

Раньше с Костей Лине было легко и разговаривать, и молчать. Сейчас разговаривать было легко, а молчать тягостно.

– Пойду, – поднялась она.

– Лина…

– Пока, Кость. До завтра.

Она боялась, что он так и останется сидеть на крыльце, но, когда украдкой посмотрела в окно, его там уже не было.

В том, что фотоаппарат, восемь лет валявшийся без употребления, будет работать, Лина сомневалась. И все-таки, посмотрев во всех возможных местах, куда бабушка могла его убрать, но так ничего и не обнаружив, расстроилась. Фотоаппарат в том давнем несчастливом году ей подарили родители перед самым отъездом. Тогда Лина снимать любила и дорогому цифровому аппарату очень радовалась.

Как хорошо тогда было фотографироваться у яблони-китайки. Расколотая накануне грозой, она стояла еще вся зеленая, и яблоки на отломанной веке бабушка хотела собрать на повидло.

Фотоаппарата Лина не нашла, зато долго рассматривала старые снимки в тяжелых альбомах, пока совсем не стемнело.

Вторник, 3 июля

Тропинин уже знал, что большой пляж, на котором обычно отдыхают горожане, находится выше по течению и гораздо ближе к гостинице, но зачем-то поплелся опять на вчерашнее место. Вышел он сегодня гораздо позже и вчерашнюю девушку увидеть не ожидал, впрочем, он вообще о ней не думал, но столкнулся с ней у того же моста через ручей. Увидел тоненькую фигурку, вежливо кивнул и отчего-то обрадовался. Даже неприятности на заводе перестали навевать тоску.

А неприятности были. Вчера директор мямлил, мялся, но потом уже за рюмкой специально для таких случаев привезенного Тропининым из Москвы коньяка признался – пока не приедет хозяин, Овсянников Сергей Михайлович, акты сдачи-приемки он подписать не может. Овсянников должен приехать завтра-послезавтра, но всей бригадой торчать без работы – для фирмы последнее дело. Заказов много, людей не хватает. И отпустить бригаду нельзя, хоть трудились люди и добросовестно, а засбоить аппаратура при сдаточных испытаниях может, от этого никто не застрахован.

Как и вчера, Тропинин шел за девушкой чуть поотстав. Легкий теплый ветерок раздувал ее рыжеватые волосы, и она время от времени откидывала их с лица правой рукой. В левой она несла босоножки, а шла босиком. Тропинину тоже очень захотелось пройтись босиком, но он не стал – пока будет разуваться, девушка уйдет далеко вперед, шла она быстро. Не бегом же ее потом догонять.

Он смотрел ей в спину и боялся, что она почувствует его взгляд и увидит в этом что-то не совсем приличное, словно у него, Тропинина, других дел нет, кроме как девицам в спину пялиться. Не смотреть на нее ему было трудно, она отчего-то напоминала ему нежную сказочную фею, очень хотелось снова заглянуть в ее синие глаза, и он потешался над собой за это.

Темную машину в кустах Тропинин заметил случайно. «Тойота» стояла метрах в трех от дороги и была скрыта кустарником. Наверное, будь он один, и внимания на нее не обратил бы, но сейчас Тропинин как-то сразу подобрался, в два шага догнал девицу и зло спросил:

– Что вы одна болтаетесь где попало? Приключений ищете?