— Где?
С кухонного шкафчика подглядывал хорошо замаскированный объектив. Джона потянулся и вытащил квадратный корпус с гибким хоботом, на конце хобота — окуляры.
— Телефон давай, на хрен, — потребовал Джона. Набрал номер Виллануэвы. — Сиди тут! — велел он Лансу, который попытался было пробраться к выходу.
Виллануэва выслушала новую информацию и пообещала зайти на следующий день посмотреть съемку.
— Не сердись, чувак.
— Больше ты сюда не полезешь, — сказал Джона. — Пока я не разрешу. Усек?
Ланс кивнул.
— Все собрал, что нужно? — спросил Джона.
Ланс опять кивнул.
— Хорошо, — сказал Джона и врезал Лансу в солнечное сплетение. Тот рухнул на пол, ловя воздух ртом.
— Чууууувак!
— Нам пора, — напомнил Джона, подталкивая его носком ноги. — Здесь небезопасно.
Пятница, 10 декабря 2004
Отделение психиатрии детей и подростков,
вторая неделя
Легкое дежа-вю накрыло Джону, пока они ждали, чтобы кто-нибудь откликнулся на стук Иветты. Все тот же коридор, и так же холодно, и орет ток-шоу. Выглянула Адия все в тех же джинсах, только сверху накинула драный халат. Ее трясло, пробивал пот, она крепко прижимала к себе маленького Маркиза и злобно таращилась на Иветту, не замечая ни Джону, ни Сулеймани.
— Я позвонила тому человеку, которому вы советовали, а он ничего не стал делать. — И она принялась бранить Иветту, а Сулеймани с Джоной тем временем проскользнули в квартиру.
ДеШона сидела на полу, поджав под себя ноги, волосы собраны в тугие ровные косички. Она-то заметила врачей — и уставилась в стену.
— Не скучала без нас? — спросил Джона.
Девочка покачала головой.
— Правильно, — сказал он. — На твоем месте я бы тоже без меня особо не скучал.
Уговорить ее обернуться к ним — а тем более отвечать на вопросы — оказалось непросто. Еле-еле Сулеймани выяснил, что тетушки уже неделю нет дома и Адия провозгласила себя главной.
— Куда она отправилась? — спросил Сулеймани.
ДеШона поглядела на него как на безнадежного дурака.
В соседней комнате Адия уже громко выкрикивала: Так твою мать! Так твою мать!
— Если ты хочешь что-то нам рассказать, мы затем и пришли, чтобы тебя выслушать, — напомнил Сулеймани.
ДеШона в упор посмотрела на Джону:
— Ничего не хочу.
Сулеймани поднялся:
— Схожу-ка я к Иветте. — Он подмигнул Джоне и прикрыл за собой дверь, хоть сколько-то приглушив разгоравшийся в соседней комнате непристойный скандал.
— Во орет, — прокомментировала ДеШона.
— Как ты к ней относишься? — спросил Джона.
— Я ее ненавижу. — Девочка утерла нос рукавом. — Хоть бы она сдохла.
— Похоже, у тебя немало таких знакомых.
ДеШона кивнула.
— Она курит при тебе?
— Ага.
— Тебе есть к кому пойти, когда она такая? — спросил Джона. — К подружке, например?
ДеШона пожала плечами.
— Я пришел сюда, потому что беспокоюсь о тебе. Мы все беспокоимся. Мы пришли сюда только затем, чтобы повидаться с тобой. Вот нас уже трое, кто думает о тебе. Может, ты и не догадывалась, но, честное слово, я всю эту неделю думаю о тебе.
— Ага, конечно.
— Считаешь, я в вонючем лифте просто так катаюсь, для удовольствия?
Она слегка усмехнулась. Оценила его старания.
— Я бы лучше сунул голову мартышке в зад.
— Пойди и сунь.
— Пойду и суну.
— Прям сейчас пойди и сунь.
— Непременно. И твою голову тоже засуну в мартышкин зад.
— Нет!
— Тебе сразу станет лучше. Там, в заду у мартышки, тепло, приятно.
— Фу, нет! — Она захихикала. — Иди в жопень.
— Неплохой у тебя словарь, — оценил он. — Пари держу, я бы многому мог у тебя научиться.
— Еще бы, — сказала девочка. — Научился бы.
Похоже, Иветта надавила не на ту кнопку, поскольку, попрощавшись с ДеШоной и выйдя в соседнюю комнату, Джона застал соцработника и психиатра в бедственном положении: Адия во весь голос поносила социальные службы, прерываясь, лишь чтобы сплюнуть в салфетку. Иветта пыталась объяснить, что работает не в районной соцслужбе, а в больнице, но Адия обозвала ее мошенницей, а Сулеймани террористом и принялась размахивать младенцем, словно магическим жезлом. Так, размахивая младенцем, она вытеснила их в коридор, непрерывно вопя: Пошли вон, прочь отсюда!
Она и в лифт впихнулась вместе с ними, вышла с ними из здания, прошла через двор, осыпая их все более изощренными ругательствами. Джона тревожился, как это они оставляют ее на холоде с младенцем, но Сулеймани и Иветту это мало волновало: им бы удрать поскорее.
До общежития Джона добрался только к восьми. Охранник был, как всегда, пьян. Обдав Джону пряным дыханием, он спросил, что подарить ему на Рождество.
— Еще не решил, — пробормотал Джона, пытаясь вытащить удостоверение.
— Оставь, оставь. — Охранник величественным взмахом руки пропустил его.
— Спасибо, — сказал Джона и переступил порог.
— Эй! — ухватил его за рукав охранник. — Ты мне не ответил на вопрос!
Джона глянул через плечо. Никого пока: тротуар чист до самого угла, если не считать горы мусорных мешков и разбитой тумбочки, загородившей служебный вход.
— Мне правда некогда сейчас.
Охранник нахмурился:
— Мне что, яйца тебе прижать?
Господи, вот денек! Сплошные придурки обдолбанные.
— Я хочу перископ, — заявил Джона.
— Чего?
— Посмотри в словаре, — посоветовал он.
Добравшись до комнаты Вика, Джона позвонил Деграсси: тот оставил свой номер на голосовой почте.
— Мы побеседовали сегодня с мисс Коув. Она заявила, что понятия не имеет, о чем идет речь. Мы велели ей оставить вас в покое.
— И на этом все?
— Боюсь, в данный момент мы больше никаких мер принять не можем.
— Но видео…
— Мы — офицер Виллануэва и я — не видим возможности далее обсуждать эту ситуацию. Мисс Коув отрицала свое присутствие в вашей квартире…
— Посмотрите запись.
— Я понимаю вас, — сказал Деграсси. — Но подумайте вот о чем. Сам я запись не видел, но, допустим, там именно то, что вы утверждаете. Она разбила окно в вашей квартире — она заплатила, чтобы его вставили. Она не разгромила квартиру, не причинила вам физического вреда.