И вновь Таруб пыталась успокоить подругу, но тщетно… Даже старший сын Захры Хакам был потрясен глубиной материнского гнева.
— Но это же прекрасно, что он смог вновь полюбить — и это в его-то возрасте! — великодушно воскликнул Хакам. — Так что же творится с тобой, мама?
— Он осыпает ее бесчисленными милостями и чересчур высоко превозносит! — гневно отрезала Захра. — Он ведет себя как старый дурак! Да полно, в своем ли он уме? Или эта девчонка его приворожила?
— То, что он дарует ей, он ни у кого не отнимает, мама, — а если он и вознес ее высоко, то вправе делать это! — В эту минуту Хакам необыкновенно походил на отца. — Отец в здравом уме и твердой памяти — может быть, даже более, чем когда-либо. И то, что тут не замешано колдовство, тебе прекрасно известно. — Хакам ласково взял мать за руку. — А ты просто занеможешь от этой дикой необузданной ревности… Молю тебя, перестань, иначе навлечешь на себя немилость отца!
Захра вырвала руку:
— Не тебе учить меня, как мне поступать, Хакам! Что же до твоего отца, то неужто ты и вправду думаешь, что меня волнуют его мысли? Старый сатир! Ну и пусть тешится своей Рабыней Страсти! Пусть он сделает ее королевой Аль-Андалус! Моя ненависть неизбывна!
— Ничего не понимаю… — говорил потом принц Хакам подруге матери Таруб. — Госпожа Зейнаб чем-то ее оскорбила? Унизила?
— В определенном смысле да, — отвечала принцу Таруб. — Но сделала она это вовсе не намеренно. Она молода и поразительно красива, мой господин. Должно было так случиться: в один прекрасный день появилась бы другая юная красавица и так же «оскорбила» бы твою мать. Я покорно встречаю старость. Пусть я располнела с возрастом, пусть это дань моей любви к сладостям — но я еще и дала жизнь троим детям и приемлю свою судьбу: она милостива ко мне, слабой женщине. Твой отец почитает меня и добр ко мне. У нас с ним сын и две дочери. Внуки мои многочисленны и дарят мне счастье. Твоя же мать, Хакам, всю жизнь была признанной любимой женой отца. Она видит себя все такой же юной, прекрасной и желанной, как в юности. Каждодневно глядясь в зеркало, она просто не замечает, как стареет. Не то теперь, когда явилась госпожа Зейнаб во всем блеске юности и красоты. Волей-неволей Захре приходится признать, что се молодость миновала. Это больно… И злит ее. Ведь несмотря на любовь к ней твоего отца, он вот уже пять лет не посещает ее опочивальни! Что же до калифа, то он также не спешит записываться в старцы. И в этом ему успешно пособляет юная Рабыня Страсти. У нас, женщин, совсем иная участь… Мы либо смиряемся со своей долей, либо приходим в бесплодную ярость.
— Это.., это моя мать пыталась отравить Зейнаб? — запинаясь, спросил Хакам.
В теплых карих глазах Таруб мелькнула тень беспокойства:
— Этого я не знаю, мой господин… Еще год тому назад я сказала бы, что это на нее непохоже, что это немыслимо! А теперь.., не знаю. За последние несколько месяцев твоя мать изменилась до неузнаваемости. Но, если это так, простит ли ее Абд-аль-Рахман?
— Ты — ее самая близкая подруга, госпожа Таруб, — сказал принц. — Следи за каждым ее шагом, умоляю тебя! И если почувствуешь, что она собирается сделать что-то с собою или с кем-то — тотчас же пошли за мною! Я обязан ее защитить!
А что они еще могли сделать? Через две-три недели калиф привезет из Аль-Рузафы Зейнаб. На дворе уже поздняя осень, и дни не только стали короче, а значительно прохладней. А ведь Аль-Рузафа — летняя резиденция, и зимой там холодно и неуютно. Строители трудились день и ночь, спеша закончить строительство Двора с Зелеными Колоннами. И вот все наконец было готово.
— Завтра, — объявил Зейнаб Абд-аль-Рахман, — мы отправляемся назад в Мадинат-аль-Захра. Я приготовил для тебя чудесный сюрприз, моя любовь. Я знаю, что ты останешься довольна.
— Ты балуешь меня! — отвечала она с улыбкой. — Правда, признаюсь честно, мне это приятно, добрый мой господин. Но как же мы можем уехать, не посетив этого милого павильона посреди озера? Ты ведь обещал, что мы поплывем туда вместе!
— Вот сейчас же и отправимся, — решительно заявил калиф.
— Но ведь вечереет, мой господин! — запротестовала девушка. — Луна уже взошла…
— И это самое лучшее время для нашего путешествия. — Калиф взял Зейнаб за руку и вывел ее из покоев прямо на берег озера, где их поджидала маленькая лодочка. Он помог ей войти в лодку, сам оттолкнул легкое суденышко от берега и принялся грести к самому центру озера. Через каких-нибудь пару минут он уже привязывал лодочку к крошечной пристани на островке. Сойдя на берег, он протянул руку Зейнаб и повел ее за собой.
Войдя в павильон, Зейнаб осмотрелась: домик был выстроен из дерева и весь вызолочен, а сверху увенчан прозрачным стеклянным куполом. Когда она подняла голову, калиф незаметно повернул какую-то рукоятку, скрытую в деревянной стене, и из невидимого фонтана забила вдруг струя. Каскады прозрачной воды падали сверху на стеклянный купол, образовывая сверкающий шатер, оградивший их от внешнего мира.
— 0 — о-о-о-ох! — из груди Зейнаб помимо воли вырвался вздох восхищения.
— Тебе нравится, моя любовь? — спросил калиф.
— Это поразительно! — воскликнула она, радуясь, как дитя. Немало времени прошло, покуда она заметила, что в комнате стоит широкое ложе, а подле него небольшой столик с вином, фруктами и мерцающим масляным светильником.
— Так ты заранее решил, что мы поедем сюда! — она захлопала в ладоши от восторга.
В этот момент из-за деревьев показалась луна, посеребрив хрустальные струи и озерную гладь. Калиф медленно снял свой расшитый шелковый кафтан, и Зейнаб, словно завороженная, последовала его примеру. Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал. Пальцы его ласкали ее лицо, а она улыбалась владыке сияющей улыбкой.
— Ты — воистину самая прекрасная женщина в мире! — сказал он. — Я дам тебе все, что будет в моей власти, моя Зейнаб, любовь моя… Что бы ты ни попросила, тотчас же станет твоим.
— Но я хочу лишь одного, мой господин, — нежно отвечала она. Ее маленькая ладошка прильнула к щеке калифа. Перехватив ручку Зейнаб, калиф запечатлел на ладони пламенный поцелуй.
— Только одно слово, любовь моя, — и желание твое исполнится! — Глаза калифа жгли ее. За то время, что они провели вместе в Аль-Рузафе, он неимоверно привязался к ней — и телом, и душою, и сердцем. То, что вначале было похотью, словно по волшебству обернулось истинной любовью…
— Подари мне ребенка, — просто сказала она.
— Ты хочешь родить мне дитя! — ..Его младшим сыновьям уже пять и семь лет. Он изумился этой просьбе и пришел в неописуемый восторг.