– Давай.
– Итак, – сказал Ракитин, подставляя стакан с коричневой пудрой растворимого напитка, засыпавшего дно, под перевитую тонкую струйку кипятка из вагонного титана, – сначала попробуем определиться: кем я являюсь для тебя? Лакмусовой бумажкой во всякого рода ситуациях, а, хранитель времен?
– Не знаю, была ли наша встреча спланирована или нет, – ответил Градов в раздумье, – но для чего мне нужен ты, я понял. Хотя бы затем, чтобы рассказать тебе все, что я знаю.
– Даже если бы ты мог передать мне связь времен, что невозможно, – сказал Ракитин, – все равно это было бы бессмысленное знание, поскольку его обесценила бы моя смерть. Вот он – главный тупик. Правда, существует еще и посмертие… Но это – загадка. И ответы на нее – одни лишь гипотезы…
– Причем, как правило, категорически однобокие, – заметил Градов. – Что настораживает. К примеру, православие отвергает путь восхождения души из чистилищ вверх, в многообразие миров света. Для него есть только две крайности – ад и рай. Душа в православии – категория статичная, не способная ни на какую трансформу или поступок. То есть как прожил жизнь бренную, то и получишь в итоге. Был примерным рабом – обласкают, не был – только геенна тебе и предназначена.
– Ты не согласен с этим?
– Просто… не хочу соглашаться. Бог милостив, и в милость творца я уверовал. Бог извечно дает шанс… И однажды я спросил себя – внезапно, в оторопи: «А верит ли он в людей?» А после пришел иной вопрос: «А я… верю?» И тут вспомнился путь – страшный и долгий путь, пройденный мною с людьми – через кровь, жертвы и ожесточенное невежество – к очевидным истинам. Но истины постигал я, наделенный пусть смутной, но все-таки памятью о прошлом, а новые поколения тут же забывали все ошибки предыдущих, пускаясь в повторения безумств… В чем же смысл? Кстати, один умник как-то уверял меня – серьезно и даже с некоторым апломбом, – что человек на земле оставляет после себя некий след в сознании окружающих, как бы деформируя его, что впоследствии отражается на поступках и мыслях грядущих поколений. И в этом, дескать, смысл миссии каждого индивидуума. Но и не более того. Забавная полуправда?
– Именно. Полуправда, – сказал Ракитин. – Изреченная наверняка атеистом-технократом. Как кофе, кстати?
– Честный. Все в лучшем виде. Кстати, тот же технократ уверял меня, будто бог и дьявол существуют лишь в сознании людей, и не стань людей, исчезнут и они.
– Что тебе сказать? – пожал плечами Ракитин. – Некоторые теоретизируют, иные же просто верят… Истина же открыта единицам. И такова судьба большинства людей Земли, мучимых сознательно или нет вопросом смысла жизни и пропадающих в ее метаморфозах, катаклизмах, в течении ее, наконец, так и не получая ответов.
– Ты думаешь, кто-то из этих… – Градов указал в коридор, на пластиковую, однотонную стену пронумерованных купе, – мучается вопросом смысла бытия? Ха!
– Суетящиеся нужны, – сказал Ракитин. – Причем в первую очередь. Будь мы напропалую философами, бренностью мира проникшиеся, зачахли бы в одночасье. Или перегрызли друг друга. Удерживают законы, тюрьмы, стремление к накоплению вещей и денег… Я не про всех, конечно… Однако благость и бессребреничество хороши только для тех, кто толк в них разумеет. Посему на бывшего друга моего Семушкина не очень-то я и в обиде. На таких, как он, полмира стоит. И к ним, этим людям, мне рано или поздно придется вернуться. Повитаю с тобой, а потом – здрасьте! Прибыл для дальнейшего прохождения… А знаешь, почему я с тобой?
– Ну-ка, ну-ка…
– Мне просто надо глупо убедиться в очевидном. Я хочу постоять на грани. Между мирами. И если таковое получится, то приложить это к сердцу, повторяя того же Екклесиаста. Вот поэтому, видимо, я у тебя и в попутчиках…
В этот момент отворилась дверь дальнего купе и из нее вышел высокий, хорошо сложенный человек, внешне похожий на итальянца, одетый в кашемировый пиджак и черный свитер-водолазку.
Человек решительно направился к Ракитину и, остановившись напротив Александра, протянул ему руку.
– Здравствуйте, Алекс, – произнес по-английски. – Во-первых, хочу передать вам привет от мистера Мертона Брауна и Анджелы… Во-вторых, думаю, пришла пора нам познакомиться. Меня зовут Пол Астатти. И живу я на Гавайских островах…
– Через жизнь нашу незримо идет волшебство, – горестно вздохнул Александр. – Какими бы чугунно-реальными предпосылками оно ни обосновывалось…
– Вот же заваруха… твоя кавалерия! – отдуваясь, говорил босс Николай, выставляя на откидной столик снедь, банки с лимонадом и бутылку коньяку. – Чуть-чуть клиента с поезда не сняли! Но ладно, шухер прошел, так что – порядок. Теперь, Пол, будем действовать по следующей программе: конструируем перспективный контакт… Легенда: ты – бизнесмен из Америки, едешь со своими русскими помощниками, обладающими неограниченными возможностями, в Таджикистан по поводу поставок продовольствия и обмундирования Российской армии… Ну, слово за слово… пригласишь его сюда выпить, а там мы уже в дело включимся, предложим услуги… Генеральная линия уясняется?
– Превосходно уясняется, – согласился Астатти. – Вы – чертовски смышленые ребята!
– Кто бы мог подумать, – с подозрением на него взглянув, произнес Николай.
– Ну, братцы, давайте закусим, туда-сюда, – подал голос Михаил – напарник Николая, разливающий коньяк по стаканам. – А уж потом и приступим… да, шеф?
– Ты глянь пока, как они там… – отозвался шеф, роясь в поисках консервного ножа в своей спортивной сумке. – И этого ханурика проведай… понял, ага?
– Может, сперва по маленькой?..
– Я нечленораздельно выразился?
Разочарованно крякнув, Михаил вышел из купе.
Глядя на спину увлеченного поисками ножа Николая, Астатти достал из кармана пиджака узенькую миниатюрную пробирочку; сковырнув с нее ногтем пластмассовую пробку, высыпал на ладонь две беленькие горошинки и тут же смахнул их короткими и точными движениями в стаканы с коньяком, глядя, как вспучились на поверхности алкоголя белесые вулканчики пузырьков, через мгновение бесследно себя исчерпав.
Пробка вновь плотно закупорила горлышко пробирки, и в тот момент, когда Николай обернулся, Астатти, придвинув к себе свой стакан, с отрешенным видом принюхивался к коньяку.
– Армянский, натуральный! – Николай вонзил нож в край банки, легко повел вкруговую лезвие, волнисто вспарывающее жестянку. – Не отравишься!
– Вы уверены?
– Отвечаю!
Вернулся проворный, словно из пружин составленный Михаил.
– За бортом все отменно! – доложил начальнику. – Полный штиль, буйки на месте.
– Ну, за «отменно» и выпьем! – Николай поднял стакан.
После третьего тоста Михаил, уже существенно осовевший, поинтересовался: