В разведгруппу включили Саню Кучеренко. Парень старательный, меткий стрелок, имеет спортивный разряд по пятиборью. Карабкаться придется по горам, хорошая подготовка пригодится. Кроме того, он ходил в одну школу с детьми немецких колонистов и неплохо знает разговорный язык. Это главная причина, почему его включили в тройку разведчиков.
Командир отряда Саню отпускать не хотел. Кучеренко лучший баянист, поет так, что заслушаешься. Когда к Маркину приходят гости, он частенько вызывает Саню, чтобы послушать «Ямщика», «Прощайте, скалистые горы» и прочие хорошие песни.
С таких посиделок Саня возвращается с запашком, усталый. Фатеев и Парфенов выговаривают ему: «Ты музыкант или разведчик»?
– Ну, как Маркину откажешь? — оправдывается Кучеренко.
– В следующий раз скажи, что баян сломался.
– Поверит он, дожидайся!
Саперы провели группу через линию фронта. Это не самое трудное. На северных скалах, возле 70-й параллели, сплошной линии обороны нет. Зато хватает мин и с нашей, и с немецкой стороны.
– Ну, все, дальше безопасно, — напутствует их сапер. — По крайней мере, мин нет. Ну, а насчет остального вас учить не надо.
Три человека осторожно двинулись в ночь. Хоть и удлинившуюся в конце лета, но еще короткую. Миновали немецкую гаубичную батарею, часовой в плаще маячил возле дальнего орудия. Пронесло.
Затем вышли на дорогу и поторопились уйти в сторону. Навстречу с включенными подфарниками двигался грузовик. Кое-как перевалили через хребет. На востоке поднималось огромное оранжевое солнце, освещая горные хребты, отдельные холмы, низины. Сосны и ели вырастали порой до полутора десятков метров, молодые деревца росли кучно, здесь можно было укрыться.
Северная береза, больше похожая на кустарник, сплеталась ветвями. Такие места приходилось обходить. На горизонте блеснула водная гладь большого извилистого озера Тулома. Пустынные каменистые берега, одинокая рыбачья лодка на горизонте.
Остановились возле озера, перекусили и легли поспать. Один из троих постоянно наблюдал за берегами. За несколько часов прошел лишь патрульный катер с пулеметом на носу. С берега ловили рыбу мальчишки. Клевало, видимо, плохо, и они вскоре ушли.
Весь день двигались вдоль берега озера, затем вышли к горному хребту. Кое-как карабкались по склонам. Уже в сумерках, ориентируясь по карте, вышли к аэродрому. Над головой с ревом прошла пара «Юнкерсов-88». Возвращаются с бомбежек.
Уткнулись носом в траву, а когда попытались встать, едва не прозевали третий бомбардировщик. Он шел совсем низко, за левым мотором тянулась дымная полоса. На крыльях и фюзеляже отчетливо виднелись пробоины. Его сопровождал истребитель «Фокке-Вульф». Оба самолета прошли совсем рядом, но, кажется, разведчиков не заметили.
– Вот так можно вляпаться, — поднимаясь, сказал Фатеев. — Бомберу, конечно, не до нас, а у «фоккера» две пушки и два пулемета. Срезал бы нас с одного захода.
Отыскали место для ночевки, перекусили тушенкой с сухарями, запивая ужин водой из ручья, и, тесно прижавшись друг к другу, заснули.
В течение следующего дня наблюдали за аэродромом. Там шла оживленная суета. Взлетали и садились самолеты, в основном двухмоторные «Юнкерсы-88». Нанесли на карту схему зенитной обороны.
Три батареи тяжелых 88-миллиметровых орудий, батарея 37-миллиметровок. Счетверенные автоматы калибра 20 миллиметров подсчитать не удалось, они были хорошо замаскированы.
– Самое малое — штуки четыре, — определил Фатеев. — Сволочные пушки. Скорострельность пять выстрелов в секунду, помножь на четыре ствола, получится двадцать снарядов в секунду. Наши самолеты на высоте двух километров достают, а пикировщикам вообще житья от них нет. Пока нырнет в пике да вынырнет, десяток пробоин на себе несет.
Гнезда с крупнокалиберными пулеметами, обложенные мешками с песком, разместились по всей территории аэродрома, было их не меньше десятка. По крайней мере, столько удалось разглядеть.
Определили две радиолокационные станции, основная — в центре аэродрома, другая за его пределами, на холме, ближе к горам. Неподалеку пулеметное гнездо.
– Эту станцию можно бутылками с горючкой сжечь, — сказал Саня Кучеренко.
– Нам огнемет дают, — отозвался Салиев. — Меня уже учили, как им пользоваться. Штука эффективная, только бьет на сорок метров и весит двадцать килограммов.
Где находятся склады с боеприпасами и горючим, определить не удалось. Видели, как тяжелые грузовики подвозят к «Юнкерсам» авиабомбы в деревянных ящиках, кое-где виднелись небольшие штабели. Сновали бензозаправщики, окрашенные в желтый цвет.
На краю аэродрома находились два хорошо замаскированных ангара, каждый длиной метров восемьдесят. Скорее всего это были мастерские. В один из них вкатили поврежденный бомбардировщик, возможно, тот, который пронесся над головами разведчиков.
Неподалеку дежурили четыре истребителя Ме‑109. Время от времени один или два поднимались в воздух и, стремительно набирая высоту, совершали разведывательный круг в радиусе десяти-пятнадцати километров. В день налета наших бомбардировщиков истребителей на аэродроме не было. Немецкое командование явно усилило охрану. Да и тяжелых зенитных батарей, по словам летчиков, было всего два. Теперь стало три — восемнадцать орудий, способных поразить цель на высоте десяти километров.
Нанесли на план аэродрома сторожевые вышки с пулеметами. Патрули проходили по периметру каждые два часа.
– В горы, наверное, не лезут, — предположил Саня Кучеренко.
– Черт их знает, — пожал плечами Фатеев.
Но в полдень неподалеку от них прошел патруль из двух человек. Шагали они не спеша, тщательно осматриваясь, иногда изучая следы на земле. Впрочем, почва была каменистая, следов почти не оставалось, а вот брошенный окурок или горелая спичка могла выдать группу с головой.
Маршрут патруля проходил метрах в ста от того места, где лежали разведчики. Саня Кучеренко напряженно следил за немцами широко открытыми глазами. Фатеев с силой пригнул его голову к земле. Он знал из опыта, что люди способны чувствовать направленный на них взгляд.
Обоим патрульным было лет за тридцать. Они ценили свою жизнь куда больше, чем молодые, были осторожны, реагировали на любой, даже самый тихий посторонний звук. Возможно, из троих разведчиков кто-то неосторожно пошевелился или по-другому вели себя мелкие пичужки. Патрульные потянули с плеч оружие, вглядываясь именно в то место, где лежали бойцы.
У одного из немцев был автомат, у второго — винтовка. Они сделали десяток шагов, постояли, вслушиваясь. Один остался на месте, второй прошел еще немного. Свой автомат МП-40 он уже держал наготове. С ветки сосны бесшумной тенью сорвалась сова, немец проводил ее движением ствола.
Постоял еще минуты три. Напарник о чем-то спросил его, тот ответил и, закинув автомат за плечо, вернулся назад. Оба закурили и продолжили путь.