Егерь тем временем точным шлепком ладони забил новый магазин и одним пальцем передернул затвор. И тогда, понимая, что ждать нечего, открыл огонь лейтенант Михеев. Длинная беспорядочная очередь высекала снопы искр из каменной стены и крыши дота, две пули пробили егерю ногу и живот. Мгновенно растеряв уверенность, «белый волк» уползал по крыше к открытому люку.
Оттуда высунулась еще одна голова в кепи, но лейтенант, не жалея патронов, продолжал давить на спуск. Голова мгновенно исчезла, егерь ворочался, зажав ладонями живот, а Михеев бежал вперед, не заботясь, последует ли кто за ним.
Диск опустел. Лейтенант вставил запасной и оглянулся. Вся его команда бежала, не отставая, и стреляла на ходу. Двое егерей, торопясь, устанавливали рядом с дотом чешский пулемет «зброевка» с магазином наверху. Но огонь девяти автоматов был слишком плотный, а расстояние быстро сокращалось.
Первый номер успел дать очередь, срезал одного из моряков, но получил пулю в лицо и откинулся к стенке окопа. Михеев, сам не ожидая от себя такой прыти, обежал дот вокруг и ловко вскарабкался наверх. Приготовил «лимонку», чтобы бросить в люк, но тяжелая крышка уже захлопнулась.
Кольцо он уже выдернул, граната была на взводе. Куда ее бросить? Из окопа неподалеку стреляли из карабинов. Михеев как следует примерился и швырнул гранату, целясь в окоп. Смелым везет. Пока взводный размахивался, стоя во весь рост, мог очень просто получить пулю.
Но не получил. Одна и другая просвистели мимо, а лейтенант увидел вентиляционную трубу и немедленно опустил в нее следующую гранату. Он набрал их с собой достаточно. Третья или четвертая проломила решетку и взорвалась внутри. Кто-то закричал, а из узкой амбразуры, прикрытой заслонкой, поползла ядовитая гарь взрывчатки.
Один из бойцов вставил в узкую щель амбразуры автомат и дал длинную очередь. Ему ответили пулеметной очередью в лицо. Разрывные пули выбили на выходе затылочную кость. Комки серого с красным брызнули на другого моряка, стоявшего рядом.
Коля Михеев, которого в штабе не принимали всерьез даже телефонистки, считая, что он косит от передовой, действовал сегодня смело. Словно вспомнив тот день, когда ему вручали по окончании училища новенькие петлицы с лейтенантскими кубарями, тяжелый ТТ в кожаной кобуре и призывали верно служить Родине.
Сегодня за шестнадцать месяцев войны лейтенант Михеев проявил себя, оправдывая пожелание и свои отличные отметки за учебу.
Снова приоткрылся люк, высунулась рука с «вальтером». Взводный среагировал мгновенно. Увернувшись от двух торопливых выстрелов, прыгнул на крышку, придавив руку выше локтя, и выдернул массивный «вальтер». Не теряясь, выпустил остаток обоймы в щель, туда же сунул последнюю оставшуюся гранату.
Уцелевшие бойцы комендантского взвода вели огонь из окопов. Один, особенно настырный, разбил две бутылки с бензином о толстую бронированную дверь и поднес зажигалку к лужице. Пламя взвилось хлопком, обожгло бойца, а лейтенант кричал сверху:
– Сюда бензин… сюда! И гранаты тоже.
Старшина с оттопыренной пазухой, вскарабкался на крышу, тут же был сбит пулей и скатился вниз. Со второй попытки все же принесли лейтенанту бензин и подожгли дот через приоткрытый люк. Из бронированной двери выскочили двое егерей, их застрелили тут же, у входа, возле горящей лужи бензина.
Остатки немецкого гарнизона готовились к атаке, чтобы вновь оседлать укрепления на берегу. Радист уже связался со взводом радиолокационной разведки, и три десятка солдат приближались быстрым шагом, чтобы с ходу вступить в бой.
Но к Маркину уже прибежал, пробрался между камней и редких елей шустрый морячок с запиской от начальника штаба бригады Санаева. Тяжело дыша, протянул мятый листок, вырванный из блокнота: «Никита, атакуем с двух сторон. Сигнал — две красные ракеты».
Из девяти автоматчиков комендантского взвода уцелели четверо. Они расстреляли диски своих ППШ, подбирали трофейные винтовки, автоматы, наладили чешский пулемет «зброевка» и довольно успешно отражали попытки приблизиться к их закопченной крепости.
Их бы добили. Трое из четверых были ранены, патроны заканчивались. Но взвились красные ракеты, и остатки бригады с двух сторон пошли на штурм последнего укрепления острова Кайданова. Это была странная атака. Люди, в мокрых, изодранных бушлатах, большинство с трофейным оружием, уже не бежали, как на рассвете, а шли усталым равномерным шагом.
Иван Байда установил на прямую наводку свое легкое орудие и посылал снаряд за снарядом. Подмоченные в трюме «Печоры» капсюля срабатывали не всегда, и подмоченные снаряды отбрасывали в сторону.
Маркин и Николай Слобода шли впереди. Маша кинулась было вслед за Фатеевым, но на нее закричали сразу Маркин и Слава Фатеев. Она остановилась, а затем присела. Славка был уже далеко и не заметил, как странно сидит Маша, привалившись к камню, и прижимает ладони к животу.
– Ранили, что ли? — подбежали к ней санитары.
– Кажется.
– Э, да тебя в живот угораздило. Двумя пулями. Ничего, почистят, зашьют…
Торопливо перевязали и отнесли в операционную, размещенную на берегу. Хирург бегло осмотрел два небольших входных отверстия от пуль. Маша была в сознании и умоляюще глядела ему в глаза:
– Режьте, Степан Артемович. Чего ждете?
– Тебя, Маша, на Большую землю надо. Две пули в кишечник — серьезная операция требуется. Здесь я тебя угроблю.
– Не угробите, режьте, — приступ боли выжал на лице холодную испарину. — И водички хоть глоток.
– Через час сейнер с ранеными уходит. Введем морфин, поспишь, а утром уже в госпитале будешь.
Маше сделали инъекцию морфина и отнесли в трюм сейнера. На матросских тюфяках, одеялах, расстеленных шинелях лежали десятка два раненых. Маша погрузилась не то в сон, не то в забытье. Она не видела, как в трюм ввели Маркина с плотно забинтованной грудной клеткой.
Бледный, с осунувшимися глазами, командир «Онеги» дышал неровно и хрипло. В углах рта вскипала розовая пена. Он увидел Машу и приказал сопровождающему раненых санитару:
– Положите меня рядом… если можно.
– Почему же нельзя, товарищ Маркин. Вот я вам бушлат под голову подложу, чтобы дышать свободнее было.
Возле дотов бой уже заканчивался. Он уже не был таким ожесточенным, даже стали брать пленных. Но отдаленные очаги сопротивления продолжали действовать. Со склона горы вели огонь два пулемета, изредка сыпались мины.
– На что они надеются, — удивлялся Иван Байда, осматривая оставшиеся снаряды к своей «полковушке».
Подмога в количестве тридцати человек с радиолокационной станции появилась внезапно. Видимо, они имели приказ удерживать остров до конца, и бой вспыхнул с новой силой. Под разрыв мины попал уже дважды раненный начальник бригады Санаев. Осколок перебил ему кость на ноге повыше щиколотки. Пока накладывали шину и перевязывали, он, морщась от боли, инструктировал Николая Слободу: