– Зачем же так резко? – вздохнул Кастрыкин. – Вы просто… не вписываетесь… по своим навыкам, личным и служебным качествам в новую руководящую систему нашего управления. Но вас ценит министр, Бог ему судья, и открою секрет – вскоре вам предложат новое назначение…
– И кто же взойдет на мою должность? – поинтересовался я, и тут в сознании моем промелькнуло со всей очевидностью: Акимов!
Подсидел-таки, подлец этакий… Впрочем, и его собью я на взлете, как думается. И поделом ему, сволочи!
Кастрыкин молчал.
– Если ваш алкоголик Евграфьев напел вам о незаменимости Акимова, – сказал я, – то вы разберитесь в нотах напевов, советую серьезно… Не склонен к стукачеству, к интригам и к слухам, но на место возглавляющего борьбу с бандитизмом вы возведете… Хотя, может, правильно: недаром Решетов говорил, что, дабы уничтожить организованную преступность, ее надо возглавить…
– Слушаю вас и понимаю, что не так с вами и плохо и прав, наверное, министр, – неожиданно заявил Кастрыкин. – Принципы в вас остались… М-да. Но я уже принял внутреннее решение. И скажу честно: я… не доверяю вам. Слишком много одинаково негативной информации из различного рода источников.
– И какова суть информации?
– Ваш департамент – это шайка, – вдумчиво ответил Кастрыкин. – И вы ей покровительствуете. А всякого рода группировки, повязанные круговой порукой, – носители активного коррупционного начала в органах. Моя задача – в корне это начало искоренить. И вы в курсе, кем эта задача поставлена.
– И чтобы удержаться и отличиться – вам любой ценой нужны показатели, – продолжил я. – Понимаю. Ибо уразумел, кто вы и зачем здесь.
– Даже так? – глумливо вскинул он брови.
– Вы пришли сюда якобы навести порядок, – сказал я. – Ваш новый порядок означает следующее: слепое подчинение руководителю, входящему в слой высшей власти. Этому слою позволено все, тем, кто ниже, – ничего. Несогласные вышвыриваются на улицу. Что у вас будет в сухом остатке? Только громкая вывеска на учреждении. И горстка лакеев, которым по убогости своей некуда деться. Ваши благие намерения чреваты кардинальной разрухой. Хотя какие они благие? Вы строите карьеру, играя до поры роль честного фискала. Ибо карьера предполагает куш, во имя которого не стоит мелочиться. И загоняете болезнь коррупции внутрь. Дабы рапортовать об успехах якобы выполненного задания.
– В очередной раз уверяюсь, что нам не по пути, – словно не слушая меня, буркнул Кастрыкин, отчужденно помрачнев.
– Теперь удивлю вас, – продолжил я. – Ненавижу ложь, подкуп и любого рода коммерцию в государственных структурах. В силовых – в особенности. Однако на сей исторический момент расчистить весь этот навоз ни у меня, ни у вас сил не найдется. Поколения должны смениться, дабы навоз перегнил и зачерствел. Смиритесь. Не тоните в мечтах. И даже когда вам будет казаться, что ваши праведные идеалы, коли такие существуют, воплощены в реальность, знайте – вас просто водят за нос угодливые подчиненные. Оторвитесь от теорий. Сломать хребет взяточестничеству, кумовству, блату, взаимовыгодным протекциям, чей смысл и вмещает в себя понятие «коррупция», вы не сможете. Все это пришло из нашей древней истории, это вековая традиция. Ее можно перевести в угнетенное состояние, но для этого нужен вождь, а не главный начальник, похожий на приказчика из лавки, и нужна идеология, зовущая на подвижничество. И соответствующий репрессивный аппарат. Тех, кто способен претендовать на роль вождя, во власть не пустят, его притормозят еще на подступах, там нужны лакеи, а не личности; идеология современного мира, частью которого стала Россия, – это деньги, а устремление к деньгам означает беспринципность и индивидуализм. А репрессии невыгодны поголовно всей властительной камарилье. Ибо полетят ее же головы. И что вы можете всему этому противопоставить? Красивые слова?
– Мы заботимся о том, чтобы каждый сотрудник милиции получал достойную зарплату, мы должны привить каждому чувство гордости к Родине, мы…
– Да бросьте, – перебил я. – С достойными зарплатами бюджет лопнет. И чем, собственно, милиционер лучше или хуже армейского офицера, учителя или врача? А чувство гордости за Родину прививает сама Родина, ее дух, ее свершения… А у нас дух по карманам рассован, а свершения – проданные кубометры газа и леса. Вы или себя обмануть пытаетесь прошлой советской демагогией, на которой выросли, или на мне пытаетесь идеологический опыт поставить…
– Вы свободны…
– Уже на этом спасибо.
И я откланялся. Но перед тем как покинуть кабинет, положил на стол Кастрыкина диск – данные службы наружного наблюдения, которое я установил за нашим тыловиком в расчете на какие-либо его пьяные приключения, обойтись без которых, по моему мнению, жизнь бы ему не дала.
На диске был запечатлен инцидент в ресторане, где вместе с прихвостнем Акимовым нетрезвый Евграфьев проверял документы у американских туристов, махая у них под носом кулаками и говоря, что Америка – страна подонков, наш вечный враг и ему противно, проводя культурный досуг, дышать одним воздухом со всякой заокеанской мразью.
Акимов услужливо подхохатывал.
Прибывший милицейский наряд, вызванный службой безопасности ресторана, был построен, отчитан за неряшливый внешний вид, а командиру было обещано разжалование. При этом тыловик громогласно представился первым заместителем начальника управления.
Наряд трусливо скрылся, кляня происки судьбы, столкнувшей его с пьяным высокопоставленным хамом, посетители повалили к выходу, но далее неугомонный Евграфьев выстроил в ряд всех служащих ресторана, прочел им пространную нотацию ни о чем, после чего согласно своему принципу придирчиво допросил каждого, любит ли опрашиваемое лицо город Ленинград, колыбель революции и сопутствующих ей традиций.
Получив положительные ответы и благосклонно удовлетворившись ими, Евграфьев, не удосужась расплатиться за ужин, поймал первую попавшуюся под руку милицейскую машину и заставил ее водителя довезти его по месту проживания. С початым штофом водки, прихваченным из ресторана, и с собутыльником Акимовым.
Уже прикрывая дверь, я обронил:
– Только из уважения к вам я сделаю все, чтобы эта запись не попала в Интернет… Ведь речь идет о любимце и ставленнике уважаемого человека.
Кастрыкин явственно побледнел.
А я тихо и бережно дверь закрыл.
По пути в свой кабинет прикинул, сколько средств собственными силами и связями подогнал на счет Совета, который теперь вместе со всеми финансовыми потрохами должен перейти к бездарному пьянице.
Как бы не так!
Набрал телефонный номер одного из руководителей российского ГАИ.
– Тебе внебюджетные деньги нужны? – задал риторический вопрос.
– Да неужели нет?! – последовал снисходительный отклик.
Я обозначил сумму, полностью оголявшую счет Совета.
– Ну… и чего требуется с меня? – осторожно вопросил собеседник.