В прочности своих позиций ныне не был уверен никто. Принцип номенклатурных должностенок, оставшийся в наследство от прошлого тоталитарного режима, внешне был сохранен, но не нес в себе прежних безусловных гарантий непоколебимости и процветания. Их обеспечивали лишь возможности взяток и казнокрадства. Честных чиновников, существуй такие, ожидала бы нищая старость и полнейшее забвение. Да честных никуда и не назначали. Время блаженных закончилось, наступила эра прагматиков. Государственный строй, определяющийся как тотальная коррупция, сам выплодил из своих недр вассалов-хищников с безошибочной сигнальной системой определения себе подобных и их принадлежности к руководящей крысиной стае.
Угодившие по недоразумению в стаю чужаки, не соответствующие признакам породы, незамедлительно сжирались. Свои, но попавшие в немилость, затаптывались без промедлений, всем коллективом, упоенным блаженством санкционированной свыше расправы. Зачинались расследования, припоминалось давно забвенное, придумывались невероятные прегрешения, в истинность которых надлежало увериться. Желательно – всем.
Однажды с приятелем я ехал по зимней, тянувшейся через лес дороге. Гнали, несмотря на гололед, на приличной скорости и вдруг увидели рванувшегося наперерез машине из придорожного сугроба хлипкого, худосочного кабаненка, похожего на бродячую, очумевшую от мороза собаку. Тормозить было поздно. Глухой удар, жуткий визг, переламываемые подвеской кости, шелест кардана и днища, вминающих в осклизлый асфальт податливую плоть… И наконец, скрюченный бурый комок с подрагивающими в агонии копытцами, хрипящий натужно за обрезом багажника остановившейся машины.
Мы оторопели, потерявшись в мыслях, не зная, что делать и как поступить. Но в следующее мгновение из леса, обтекая машину, хлынула целая волна мощных кабаньих хребтов основной стаи, и нам одинаково подумалось, что из мести за убитого собрата эти тонны налитой дикой силой жил и мяса опрокинут нас с дороги в кювет и затопчут как консервную банку. Однако с хрюканьем, визгом и чавканьем волна обтекла машину и пронеслась дальше, за обочину, в заснеженные дебри, и то, что мы увидели на пути ее слепого, безумного похода, заставило похолодеть: от подранка осталось лишь несколько розовато-молочных костей, сиротливо раскиданных по слякотному полотну дороги.
Говорят, генетически человек похож не столько на хрестоматийно причисляемую к нашим предкам обезьяну, а на свинью. Судя по моим воспоминаниям о том давнем происшествии – не только генетически.
И вот – вывод из размышлений моих скорбных и личного нерадостного опыта: рассчитывать на круговую поруку, царящую в моем ведомстве, мне не следовало. Как и передавать своими руками аммонал в руки Лене Плащу. И уж тем более обеспечивать прикрытие его злодейств собственными оперативными силами, плодя соучастников, способных превратиться в свидетелей. Но на какие-то рискованные отступления, означающие решительные деяния, волей-неволей предстояло пойти, дабы не прослыть трусом и не уронить авторитет в глазах Олейникова. Ведь по сути надежным спасательным кругом, случись что, мог для меня стать только он.
Информацию по криминальным подвигам Ходоровского и Сосновского я предоставил ему в избытке, хотя в ее практическом использовании на текущий момент сомневался. Как сомневался и в том, что кто-то способен прижать Волоколамского – финансиста выборов президента, сохранившего, как я знал, в укромном месте все банковские платежки по данному поводу в качестве своей страховки. Кроме того, зарплаты сотрудников того же ФСБ перечислялись со счетов его банка. Как, впрочем, МВД, Минюста, армии и самого Кремля. По фактам криминального отмывания денег на территории США у меня лежали две папки материалов, тем более моя американская подруга Лена активно с олигархом сотрудничала и просвещала меня о подробностях его афер восторженно и постоянно. Но кто бы мне позволил отдать эти папки в ФБР – единственную службу, способную распорядиться ими по назначению? Не удивлюсь, если бы мне пришили статью о шпионаже. Хотя руки чесались. Но с другой стороны: американцам был крайне выгоден бардак в России и вывод ее денег в свои банки, а потому симпатичен и Волоколамский со всеми его аферами.
Беззаветные от сытости и высоких зарплат опера из ФБР с благодарностью и с сочувствием приняли бы от меня ценные оперативные материалы, а их начальство, ознакомившись с ними, тотчас бы распорядилось взять меня в разработку с целью вербовки, отложив увлекательные отчеты о махинациях российских деляг на международной арене в активный архив.
И какая, спрашивается, цена этим материалам?
Олейников успокаивал:
– Жми в том же духе. Ничего не пропадет. Каждая страница компры – боезаряд. А для войны нужно много снарядов.
Оптимизма генерала я не разделял, хотя на успех нашего правого дела надеялся. Хотя и беспочвенно. Смести олигархическую шушеру мог только новый, независимый в своих решениях президент, да и то не мановением ока. А в президенты вырисовывался, причем отчетливо и пугающе, Решетов. Слухи о таковых его перспективах блуждали в сферах весьма могущественных и компетентных. Президент бы из него, ясное дело, был бы никакой, но вот диктатор – отменный. Главой его администрации, естественно, стал бы Соколов. И мне бы, кто знает, перепало местечко от щедрот…
Родится ребенок хоть в крестные тирана приглашай… Глядишь, на самый верх пробьюсь с родственничком таким названным…
Тьфу, что за мысли, гадость какая…
Прибыли опера. Деловитые, собранные. Подтянутые, как струны, настроенные на выверенную партию в предстоящем концерте с арестом вымогателей, звенящие от предвкушения схватки и победы в ней.
Да, хоть и смелы уголовнички, и хитроумны, но не советовал бы я никому из них схлестнуться с этой командой волкодавов – бестрепетных, ловких, зубастых… Вот ведь тоже – особая порода…
– Ну, и чего там в Марьиной Роще? – буркнул я начальственно.
– Район пятиэтажек, – доложил, лениво расправляя плечи, Корнеев. – В пятиэтажках – сплошные чечены, ингуши, осетины и вообще полная и уникальная коллекция всех народностей седого Кавказа. Клоповник какой-то… Теперь – насчет места закладки. Ландшафт просматривается со ста позиций. Любую наружку они усекут тут же. А нам ведь процесс изъятия конвертика на пленочку надо зафиксировать… Из соседнего дома не выйдет: расстояние, кусты. Из автомобиля? Но незнакомая машина бросится в глаза.
– А если бабушка на лавочке? – предположил я.
– Нет там лавочки. И бабушек тоже. Их кавказские переселенцы вывели, как превосходящие силы тли божьих коровок.
– Тогда какие идеи?
– Вообще-то, – сказал Корнеев задумчиво, – ход конем я придумал.
– Так чего тогда пешки впустую перебираешь?
– Ход такой: конверт закладывается, но денег в нем не будет.
– А что будет?
– Записка: пятнадцати тысяч не наскреб, но отдам восемь. Если согласны – сообщите.
– Крепкая идейка, – согласился я. – Чем больше суеты, тем больше выявится фигурантов.