Обитатели Брайтон Бич сидели неподалеку в большой открытой беседке, курили, пили пиво и, нещадно матерясь, резались в домино.
По-моему, они даже не представляли, какое это наслаждение — бежать по ровной полосе досок, пружинящих под ногами, бежать до изнеможения, истекая потом, выносившим из тела все шлаки и дышать, дышать до одури синим морским воздухом, балдея от роскоши такого единения со стихиями неба и океана…
Нет, на этом Брайтон Бич существовала и определенно положительная, очень здоровая сторона бытия…
Я вернулся в кафе, вывел под руку покачивающегося Евгения, предлагавшего мне продолжить знакомство в приличном ресторане, а не в какой-нибудь жалкой пельменной, и, погрузив его в припаркованный неподалеку «кадиллак», твердо заявил, что, если он сейчас же не отвезет меня осмотреть апартаменты, я продолжу поиски жилья по газетным объявлениям.
— Ты не белый офицер… — разочарованно покривился мой первый американский знакомец, переводя хромированную рукоятку переключения передач, торчавшую из рулевой колонки, в положение езды по прямой.
— Да, — согласился я. — Я всего лишь сержант. И то — разжалованный.
До Жениного дома от Байтон Бич мы доехали за неполных пять минут.
Домик был безлико-стандартный, аккуратно облицованный темно— красным кирпичом, с маленьким задним двориком, драйв-уэем и с гаражом, оснащенным воротами-жалюзи.
Женя поправил нетвердой рукой свои темные очки, плотно уместив их на плоской переносице; разгладил оттопыренным мизинцем короткую, тронутую сединой челочку и сказал:
— Возможен семейный скандальчик, но он тебя не касается. Пошли.
В доме нас встретили две женщины: одна — кривобокая долговязая старуха лет семидесяти в брючном костюме и свалявшемся рыжем парике, другая — брюнетка лет сорока, телосложения также угловато-гнутого, с крысиной мордочкой и отчужденным взглядом, как бы говорившим: а пошли вы все…
— Ты опять пьян! — накинулась старуха на невозмутимого Женю. — Нет денег заплатить за мой зуб, а ты блуждаешь по кабакам!
Старуха изъяснялась на русском, но с сильным акцентом.
— Мама, что взять с этой сволочи, — вступила в разговор дочь. На английском.
— Без нервов, девушки, — молвил Женя бесстрастно, — они вам еще пригодятся, покуда я жив… Вот, — указал на меня, — наш новый жилец, все договорено, можешь идти шпаклевать свою гнилую пасть… Человек платит.
— Вам нужна комната? — неприязненно вопросила меня брюнетка.
— Да, на месяц. Может, съеду и раньше.
— В любом случае четыреста долларов, — отрезала она. — Сразу.
— Ну хорошо, — ответил я. — Сразу так сразу. Но давайте для начала осмотрим помещение. Как?
С видом, будто мне оказывается невероятное одолжение, брюнетка, поджав губы, молча двинулась на второй этаж. Я последовал за ней.
Апартаменты были вполне пристойными: гостиная с небольшой кухонькой и спальня. В углу спальни прямо на полу стоял телевизор.
— Вам повезло, мы не берем депозита, — прокомментировала брюнетка, со злобой кидая на постель комплект простыней. — Белье вернете отстиранным, ясно?
Стареющую даму, чувствовалось, здорово достали разнообразные превратности жизни. Может, и связанные с пьянством Евгения, кто знает.
— Жилье мне подходит, — сказал я. — Все как надо. А телефон у вас есть?
— Вам еще и телефон!
— Понятно, — покладисто отозвался я. — Купим. — И отсчитал четыреста монет, проворно выхваченных брюнеткой из моей руки.
Далее за гонорар в двадцать долларов Женя согласился повозить меня по Бруклину, дабы я мог решить насущные проблемы своего устройства на новом месте.
Я купил телефон сотовой связи, оплатив услуги по его включению, навестил супермаркет, гостиницу, откуда забрал свой чемодан, а после вновь заехал на Брайтон Бич, где в книжном магазине, именующемся «Черное море», принимали объявления для «Слова».
Прочитав представленный мной текст об утраченном бумажнике, хозяйка магазина спросила, в какой рубрике данное воззвание мне желалось бы разместить.
Вообще-то материал определенно напрашивался для публикации на страничке сатиры и юмора, но я предпочел колонку «Разное».
— Утерян бумажник… — усмехнулась хозяйка. — Это же глас вопиющего в пустыне, кто услышит его?..
— Может, найдется какой-нибудь голодный лев… — ответил я.
Дожидавшийся меня в машине Евгений, мучимый желанием поглотить дополнительное количество алкогольных калорий, принялся за активные уговоры отметить факт обретения мной крыши над головой в системе общественного питания Брайтон Бич, смачно живописуя прелести кухни русского зарубежья, и я, поддавшись его напору, согласился.
— Первый полтинник плачу я! — гордо заверил он. — Так что не нервничай. Ни о чем не пожалеешь. Билив ми ор нот! [8] Ты по— английски, кстати, соображаешь?
— Ну так…
— Я тебя научу. Правда, я и сам не очень… Но вот старуха моя — она американка, чешет — дай Бог!.. И дочка ее…
— Тоже американка?
— Да. Медсестрой работает. Такая, блядь, сука… Извини, что по-английски…
Женя изложил мне историю своей жизни. В прошлом проживал он в городе Одессе, в юности отсидел срок за кражу, в молодости — за разбой, а в начале семидесятых годов беспрепятственно эмигрировал в Америку, получив на то горячее благословение коммунистических властей.
Работать в Америке Жене не пришлось. Он пользовался огромным успехом у дам, завораживая состоятельных аборигенок Нового Света экзотической разухабистостью своей натуры, изысканностью приблатненных манер и жестким психологоческим напором, благодаря которому они подчинялись ему беспрекословно и впадали в некий гипнотический транс, чем Женя умело пользовался.
Зачарованные дамы — как правило, бальзаковской возрастной категории — послушно оплачивали все Женины причуды и прихоти, возили его на дорогие курорты, и все это продолжалось до того момента, пока внезапно не обнаруживали, что разорены «белым офицером» вчистую.
— Я переимел, извини, что по-английски, половину высшего нью— йоркского света, — докладывал мне Женя. — Билив ми ор нот! Конечно, сейчас я не тот… И теперь женат на Квазиморде… Ты увидел ее и, наверное, подумал, что я — поклонник героинь Пикассо? Нет, мне ближе какой-нибудь Ренуар… Но что сделаешь! Она подобрала меня на улице…
— Как на улице?
— Я ушел от свой очередной… ну, понимаешь? Взял чемодан и — адью! Вышел из подъезда, сел на чемодан, сижу, курю. Вдруг откуда ни возьмись, она. Чего сидишь, мол? Так и так, мол. Ну, пошли ко мне… Пошли. Взяла чемодан и понесла. Я за ней. А она знаешь какая богатая была? О-о-о! — Женя присвистнул. — У нее три дома в Бруклине было… Сейчас, видишь, один остался…