Сквозь кольцо, расстреливая последние патроны, пуская в ход штыки и приклады, сумели пробиться семьдесят бойцов и командиров – один из десяти, миновавших Чертов мост.
Большинство были ранены или контужены после боев и стычек. Группа кое-как добрела до густого сосняка на склоне горы и свалилась без сил, не обращая внимания на дождь.
Через час капитан Журавлев, принявший на себя командование, кое-как поднял людей и заставил рубить шалаши. Настояла военврач Наталья Руденко.
– К утру половина от простуды сляжет. Люди хотя бы вместе собьются, друг друга греть будут.
Красноармейцы рубили молодые деревья и ветки саперными лопатками, трофейными штыками, с трудом ломали руками, вцепившись в неподатливую древесину сразу вдвоем-втроем.
После изнуряющего пути через кустарник, болота, рукопашных схваток с преследователями бойцы напоминали бродяг. У большинства было порвано обмундирование, развалилась от долгого пути обувь, некоторые были в шинелях поверх нательных рубашек.
Кое-как слепив шалаши, люди вползали внутрь и засыпали, прижавшись друг к другу. Вряд ли немцы будут преследовать отряд в такую погоду. Опасность представляли местные жители, которые могут навести на измотанных, обессилевших бойцов бандеровцев.
Иван Журавлев, особист Лесков, политрук Зелинский, лейтенант Кондратьев вместе с Натальей Руденко совещались, что делать дальше. В шалаш, пригибаясь, вошел старшина Будько с двумя котелками горячего отвара.
– На смородиновых листьях закипятил. Надо горячего обязательно попить. Бойцов пока не трогаем, пусть отсыпаются до завтра.
– Надо выделить дежурных, – сказал Журавлев. – Как бы местные сюда не забрели.
– Я подежурю, – вызвался особист Лесков. – По очереди с политруком. Ну, еще пару сержантов понадежнее.
– Мальцева и Грицевича через часок разбудите. Утром приводим себя в порядок. Моемся, бреемся, штопаем форму. Без дисциплины пропадем. Как дела с ранеными, Наталья Викторовна?
– Чего спрашиваете? – огрызнулась Руденко. – Тяжелых побросали, пока удирали, остальных буду на рассвете осматривать.
Зелинскому не понравились слова хирурга.
– Мы под огнем отступали, а не удирали. Во врага стреляли.
– Герои, значит? – непонятно усмехалась военврач, вытряхивая горку мокрой махорки на грубо сколоченный стол. – Боец с перебитой ногой на помощь зовет, а все мимо бегут. Каждый свою шкуру спасает. По-моему, ты мимо и пробегал, Илья Борисович.
– Нет. Такого не было, – краснел и пыжился политрук.
– Не было, – устало согласилась Руденко. – Ты в первых рядах убегал.
– Бросьте, чего теперь, – наливал горьковатый отвар в кружки старшина Будько. – Танками горелыми вся дорога забита, чего уж с нас взять. Были патроны, стреляли, а теперь и в немца пальнуть нечем. У меня четыре штуки в маузере.
– А у меня обойма неполная, – поспешил вставить Зелинский.
– Ну-ка, дай сюда свой ТТ, – протянул руку Лесков.
Выщелкнул семь патронов из обоймы, проверил запасную, в которой было еще шесть зарядов. Три патрона вернул растерянному политруку, а десяток положил в карман.
– Чего смотришь? Тебе и трех хватит, Илья Борисович. Пару штук в фашистов пульнешь, последний в себя, чтобы в плен не попасть.
– Ну и шутки у вас, товарищ майор. Верните патроны. Чем я воевать буду?
Лесков никак не отреагировал, Кондратьев лишь усмехнулся, а старшина Будько докладывал:
– На винтовку в лучшем случае по обойме осталось. Пулеметы почти пустые, гранат, может, полдесятка наберется.
– Да, с боеприпасами что-то надо решать, – озабоченно проговорил Журавлев.
А Лесков тем временем хлопнул ладонью по спине Зелинского и засмеялся:
– Ну чего ты стонешь? Патроны для разведчиков нужны. А тебе бумаги надо срочно писать. Так?
– Так, – осторожно согласился Илья Борисович, опасаясь, что особист сунет его в какую-нибудь боевую группу. – Коммунистов и комсомольцев много выбыло, надо обновить списки.
– Вот и пиши.
Тем временем Федор Кондратьев собрал остатки табака из трофейного прорезиненного мешочка и свернул для военврача Руденко самокрутку.
– Спасибо, Федя, – обняла его Наталья. – Кто бы еще позаботился!
На рассвете построили людей. Оказалось, что человек шесть идти не в состоянии. У кого воспалилась рана, кто-то повредил босую ногу, двое сильно простудились. Ослабевшие бойцы нести товарищей были не в состоянии. Люди три дня толком не ели.
Голод толкал бойцов, особенно молодых, на необдуманные, опасные для жизни поступки. Двое парней сорвали несколько сырых грибов, а затем уже не могли остановиться, торопясь набить желудки.
Оба отравились. Их выворачивало зеленью, начались судороги. Наталья Руденко приказала нагреть воды и силком влить в обоих по несколько литров. Глядя на них, поняла, что дня два оба не смогут подняться.
Люди ели кору, жевали кусочки кожаных ремней. Несколько человек накинулись в поле на недозрелую пшеницу и забили желудки. Катались по земле, тоже пили воду, но кишечники склеило намертво. На помощь пришел Будько, заставил красноармейцев через силу бегать, двигаться, сделал какой-то отвар и спас всех, кроме одного.
Когда умершего закапывали, кто-то невесело усмехнулся:
– Бывает же. На войне от запора помирают.
Услышав реплику, капитан Руденко отреагировала быстро и зло:
– А ты от дизентерии загнешься, если всякую гадость в рот тащить будешь. И к тем кустам не подходите, это же волчьи ягоды. Я ведь предупреждала.
Обессиленный отряд мог стать легкой добычей даже небольшой группы бандеровцев, не говоря о немецких патрулях.
К пулемету ДТ, снятому Николаем Мальцевым с танка, осталось двадцать патронов, еще шесть в обойме ТТ. Снайпера Василя Грицевича снабдили по приказу Журавлева дополнительным боезапасом. Два магазина по десять зарядов к винтовке СВТ имелись у Кости Орехова.
Подсумки остальных бойцов были пустые – в лучшем случае, обойма в казеннике. Ко второму пулемету в отряде наскребли половину диска, которого и для короткого боя не хватит.
Нестерпимо хотелось есть. Но с утра, по приказу Журавлева, пользуясь хорошей погодой, приводили себя в порядок. Зашивали гимнастерки и брюки, подматывали проволокой ботинки и сапоги. В ручье стирали белье и сопревшие от долгого пути портянки. Наталья Руденко, обходя бойцов, осматривала раны и ушибы. Увидев, что кто-то надевает ботинки на босую ногу, объяснила, не слишком выбирая слова:
– Сотрешь шкуру к ядрене фене. Рви нательную рубашку или кальсоны и обязательно обматывай ступни.
– У меня штаны расползлись. Не хочу перед вами хозяйством сверкать.
– Ничего, я насмотрелась. Не удивишь.