Прозвенел будильник. Он пришел в отель пятнадцать минут назад, показал карточку ночному портье — иначе бы не пустили. В номере он посмотрел в зеркало, увидел себя, промокшего и взъерошенного, и разделся. Неизвестно зачем — разве что для компании — включил телевизор.
Кэррик выключил будильник. Голый, он стоял посредине комнаты, скалился и скреб ладони ногтями, словно пытался избавиться от того, что сделал. Ночные обиды уже позабылись… По телевизору шла реклама. Он вытащил из шкафа пакет для грязного белья и положил в него одежду и туфли. Написал на пакете свое имя и номер комнаты, как будто это могло пригодиться в будущем. Оделся. У него был только один комплект одежды. По телевизору передавали прогноз погоды. Он застегнул рубашку, завязал галстук, пригладил волосы, вытер вторую пару обуви носовым платком, взял бумажник и сотовый телефон. Он был готов, и до начала его смены оставалось три минуты.
Пакет с грязным бельем он оставил за дверью. Прошел по коридору, постучался. Если бы его не выследили, если бы тот чертов старик не примчался на Фуггерштрассе, то он не стоял бы сейчас перед дверью, и все было бы кончено. Прошел бы паспортный контроль, сел в самолет, потом автобусом в Лондон и прогулка до Пимлико: прости, Джордж, и все такое, но это не для меня. Есть еще что-нибудь?
Дверь открылась, и он увидел Виктора.
Кэррику показалось, что русский изучает его: глаза пробежали по прическе, лицу, узлу галстука, чистой рубашке, отутюженному костюму, который долго висел в шкафу и уже избавился от морщинок, и туфлям.
Его вдруг как будто огрели дубинкой по голове. Зачем охраннику, заступающему на смену в четыре утра, принимать душ и бриться, как будто намечается вечеринка, надевать чистую рубашку, костюм и менять обувь? Ему все равно сидеть в кресле четыре часа. Он не мог ответить на этот вопрос, и не знал, что думает по этому поводу Виктор. Как не знал и того, мог ли русский час или два назад подойти к его двери, постучать и не дождаться ответа. Сам Виктор был в ношеной обуви с развязанными шнурками, мятых брюках и расстегнутой рубашке без галстука. Волосы взъерошены. Когда Виктор повернулся, чтобы взять пиджак, Кэррик увидел у него за поясом пистолет.
— Есть что-нибудь, что я должен знать? — спросил он.
Ему показалось, что Виктор улыбнулся, но тот лишь покачал головой.
— Что у нас на утро?
Теперь Виктор точно улыбнулся. И ушел.
Они ехали из нового центра Берлина.
Кэррик сменился только под утро и поспал не больше часа, когда Виктор постучал в дверь и сказал, что надо вставать и одеваться и у него в запасе не больше десяти минут. Завтрак пришлось пропустить. Виктор держался по-другому, уверенно и самодовольно, словно принял какое-то решение.
Он же и сел за руль. Кэррик устроился рядом, Босс — сзади. Никто не разговаривал. Виктор полностью сосредоточился на дороге — заканчивался час «пик». Коммерческий центр с его башнями из стекла, стали и бетона остался позади, пошли старые улицы. Здесь было много вывесок и знаков на турецком, вдоль канала вытянулась длинная цепочка торговых киосков и павильончиков. Город вкатывался в привычный дневной ритм. Тут и там на балконах болталось вывешенное для просушки белье, в воздухе висел запах жареного мяса, на тротуарах вставали горки овощей и фруктов. В колонках гремела музыка. Где они? Кэррик не знал, потому что впервые оказался в Берлине. Не знал он и куда они направляются — ему никто ничего не сказал, а спрашивать ему не полагалось. Он сидел рядом с Виктором и старательно играл роль телохранителя.
Босс выглядел подавленным, что было особенно заметно в сравнении с излучавшим уверенность Виктором. Похоже, эти двое согласовали маршрут заранее, но решили не посвящать в свои планы Кэррика.
Ощущение тревоги, приближающейся опасности нарастало, но установить ее источник и, следовательно, подготовиться он не мог. В отделе такого рода ситуации обсуждались постоянно. Тема восприятия угрозы и интуитивной реакции на нее рассматривалась ежедневно. Там действовал непреложный закон — безопасность офицера есть приоритет первостепенной важности, — но этот закон никак не принимался в расчет Гольфом, отчитавшим его как мальчишку на глазах у всех. В 10-м отделе все было расписано до мелочей. От агента вовсе не требовалось подвергать свою жизнь опасности и предпринимать рискованные шаги единственно ради достижения цели расследования. Встречи с объектами рекомендовалось проводить по возможности в людных местах, ресторанах, барах, фойе отелей, чтобы группа прикрытия всегда имела возможность разместиться где-то неподалеку и в случае необходимости быстро прийти на помощь. Иногда контакт с агентом терялся, и тогда для руководителей операции наступали трудные времена, вроде тех, что бывали на заре космической эры, когда спускаемая капсула выходила из зоны радиосвязи и наблюдатели на земле замирали в ожидании позывного. За чаем и кофе в офисах Пимлико говорили о том, что первое правило действующего под прикрытием агента — продумать вариант эвакуации. Где дверь? Куда она ведет? Кэррик не знал, есть ли поблизости — или, если уж на то пошло, вообще где-то — группы поддержки и не представлял, каким может быть потенциальный вариант эвакуации, но ощущение опасности давило все сильнее.
Они проскочили мимо еще одного уличного рынка.
Здания за окном выглядели все хуже, повсюду были заметны следы небрежения и упадка, тени тянулись дальше…
Женщины, дети, старики в кепках с приклеенными к губам сигаретами враждебно смотрели на пересекающую их территорию большую, дорогую машину.
Они вырвались наконец из кольца серых строений, и тут же, словно по команде, дождь застучал по крыше, и «дворники» задвигались живее.
Кэррик не сразу заметил, что перед ними тупик — высокий стальной забор с острыми шипами и рядами колючей проволоки. Их встретили открытые ворота. Какой-то человек жестом предложил Виктору проезжать. Лицо мужчины скрывал шарф. Глянув в зеркало, он увидел, что железные створки уже сошлись. Помня первое правило, Кэррик огляделся — весь участок окружал забор с колючей проволокой, и другого выхода, кроме ворот, видно не было. За спиной часто задышал Иосиф Гольдман. Рядом усмехнулся Виктор. Машина остановилась перед старым кирпичным складом. Несколько окон с разбитыми стеклами, другие заколочены. Из ржавых труб низвергались потоки воды, под карнизами зеленела трава.
В кирпичной стене открылась маленькая дверь. Босс прошел первым, Кэррик за ним, Виктор замыкал короткую процессию.
В 10-м отделе лекции читали разные люди. Некоторые были из ФБР, но большинство представляли тот контингент уже немолодых агентов, которые больше не работали под прикрытием. Одни делились опытом сами, другие только отвечали на вопросы. Да, они все искали запасной выход. Нет, они никогда не сбегали трусливо. Да, ощущение опасности знакомо каждому. Нет, никто не швырял в окно лампу, не выходил из комнаты под благовидным предлогом, чтобы уже не вернуться, наплевав на задание. Последний из приходивших в Пимлико фэбээровцев использовал слово «замороженный» для обозначения агента, выведенного из игры потому, что его жизни угрожала слишком большая опасность. Станет ли вытаскивать его Гольф? Черта с два.