Командир расчета, делая отчаянную попытку спасти орудие, поднялся из-за щита, успел выпустить очередь, но хладнокровный Погода расстреливал его, не жалея патронов. Пули перехлестнули артиллерийскую шинель, летели кусочки сукна, черные брызги. Я бежал к орудию, доставая на ходу пистолет.
Тульский Токарев, или ТТ, как его обычно называют, отличное оружие для ближнего боя с мягким спуском и сильными патронами. Я выстрелил на бегу несколько раз подряд. Из-за щита поднялся еще один артиллерист. Он сделал движение, наверное, хотел бежать. Пуля угодила ему в рукав шинели возле плеча. Он сумел сделать несколько шагов и упал после моего выстрела. Единственный уцелевший пушкарь убегал, но прибавить скорость ему мешала длинная артиллерийская шинель. Он выпутывался из нее на ходу, и последняя пуля в пистолете лишь подстегнула его. Он прибавил бег, не обращая внимания на рану.
Бежал он и после того, как сержант Иван Погода выпустил в него остаток диска. Затем упал и больше уже не шевелился. На щите висело зацепившееся за артиллерийский прицел тело командира расчета, молодого фельдфебеля — три раскрытых белых крылышка на петлицах. Я поразился, до чего он похож на Ваню Погоду, такой же светло-рыжий с носом-нашлепкой. Наверное, и солдат он был не хуже, чем Погода. Просто кому-то везет на войне, а кому-то нет.
Тем временем к отбитому нами дому бежали десятка два немцев. С точки зрения устава я сделал непростительный шаг, бросив взвод, но в тот момент обстановка диктовала другие действия. Мы расправились с расчетом вражеского орудия, и теперь оно должно было помочь нам, потому что бежать к дому и возглавить оборону не имелось возможности.
— Ваня, сбрасываем с прицепа фрица.
Подхватили тяжелое, как мешок с землей, тело, причем Ваня тоже обратил внимание на удивительную схожесть немца с ним самим.
— Гля, будто брат родной.
Втроем развернули легкую пушку. Я чувствовал себя уверенно. Во время учебы в Яблоневом Овраге мы проходили ускоренный курс начальной артиллерийской подготовки, всего два-три занятия, но сейчас это умение пригодилось. Ваня бросал в ствол остроносые снаряды, я нажимал на спуск. Конечно, никакого прицеливания не получилось, снаряды летели куда попало. Однако это был артиллерийский огонь, к нему прибавилась стрельба из окон, которую организовали командиры отделений Борисюк и Кушнарев. Контратака захлебнулась, а в нашу сторону полетели мины.
— Отходим, — подал я команду, которая прозвучала как «сматываемся, пока целые».
В ящиках еще оставались снаряды, но подвиги не могут продолжаться бесконечно. Мы сделали за утро все, что могли, даже вели огонь из трофейной пушки. Теперь ее следовало взорвать и быстрее уходить в дом. Взрывать оказалось нечем, гранаты закончились. Пока размышляли, вражеские пулеметчики взяли собственное орудие в вилку. Взрыв разметал ящики, от осколков мы сумели укрыться, бросившись лицом вниз на землю.
Убегая, Ваня Погода бросил взгляд на своего двойника. Мы отошли на десяток шагов, когда безжалостный взрыв разнес артиллерийского фельдфебеля на куски.
— Ну вот, хоронить не придется, — сказал мой помощник.
Непонятно, издевался он или бормотал первое, что пришло в голову. Наверное, все мы свихнулись от напряжения последних дней. Третий боец в нашей компании зачем-то тащил мой автомат с разбитым казенником и протянул его мне.
— Возьмите, товарищ сержант, вы обронили.
— Железяка, а не оружие, зачем ты его подбирал? Выбрось.
Боец с готовностью отшвырнул автомат. Все эти пустые разговоры происходили на пути к нашему новому узлу обороны, двухэтажному дому. А дом, в котором мы провели предыдущие сутки, развалился от попадания тяжелого фугаса. Немецкие пилоты не стали бы его бомбить, опасаясь попасть в своих, но мы этих своих выбили. Глядя на груды развалин, я понял, что двухэтажный дом станет нашим долгим местом обороны. Больше прятаться негде, одни развалины, а он стоит, как волнорез.
Через час сюда перебралась вся рота. Фельдшер Захар Леонтьевич долго бродил по этажам, разглядывая тела вражеских солдат, которые мы не успели убрать.
— Обязательно закопайте, а то зараза пойдет, — предупредил он.
Мы послушались старого солдата и сбросили трупы в глубокую воронку, завалив их землей и кирпичами. Увидев мертвое тело Сани Тупикова, фельдшер вздохнул.
— Хороший парень, и родители добрые были. Помнишь, Вася, как мы у него ночевали?
— Помню, дядя Захар. Вся семья пропала.
Для своих погибших углубили соседнюю воронку и воздвигли зеленый холмик. Через день в нее угодил тяжелый снаряд и выбросил останки ребят наружу. Мы похоронили их снова и дали салют по фрицам, укрепившимся за неимением лучших мест в котельной.
Еще больше, чем павшим, не повезло раненым. Дядя Захар обрабатывал раны и бинтовал на совесть. Но когда они потянулись в темноте к Волге, их осветили ракетами и обстреляли из миномета. От многочисленных мин погибли большинство, лишь один сумел скатиться с обрыва. Двое легко раненных, которые также собирались на берег, заявили:
— Никуда не пойдем, лучше здесь останемся, чем под мины попасть. Ребят по кирпичам размазало.
Шмаков похвалил вернувшихся:
— С такими героями мы скоро фрицев за глотку возьмем.
Оба раненых, страдавших от боли, обиделись на младшего лейтенанта.
— Мы дураки, а не герои, только из этих камней выхода нет. Ты, Павел Кузьмич, лучше бы водочки для нас добыл.
— Найду, — обещал Шмаков. — Хоть из-под земли достану.
Двухэтажный жилой дом представлял из себя целый мир. Коммунальные квартиры состояли из нескольких больших и малых комнат, полы частично выгорели. В подвале имелись два просторных помещения, от них отходили ответвления и коридорчики. Узкие окна напоминали горизонтальные бойницы, обзор из них оказался слабый — всего полметра над землей. Бетонные своды давили и нависали, под их массой ощущалась относительная безопасность. Поэтому оба подвала, несмотря на сырость и полутьму, стали основными жилыми помещениями.
Мы спустились сюда, когда начался орудийный обстрел. Снаряды среднего калибра не пробивали стены дома, но, влетая в окна, ломали простенки, перегородки, и наверху не оставалось безопасных мест. В одно из помещений на первом этаже мы отнесли трофейные винтовки, гранаты, патроны. Там же находилась часть вещмешков. Снаряд разнес на куски винтовки, а запасное белье, мыло, бритвы из разорванных мешков валялось вперемешку со сплющенными патронами.
Больше всего мне было жалко хорошее полотенце и котелок с крышкой. Письма от мамы раскидало по полу, я их собрал и спрятал в просторный карман шинели. Трофейное оружие, боеприпасы, уцелевшие вещи отнесли в подвал. Туда же стащили несколько кроватей и деревянные двери, на которых предстояло спать. Это лучше, чем на голом бетоне.
Сразу почувствовали нехватку воды. Открывали по очереди краны, оттуда вытекало немного ржавой жидкости. Некоторые бойцы, припав к кранам, втягивали воздух, пытаясь сделать хоть глоток. Обнаружили неподалеку развороченную колонку, возле которой натекла лужа воды. Один из бойцов собрал несколько фляжек и, пригибаясь, добежал до колонки. Успел набрать две-три фляги, даже помахать рукой, затем щелкнул одиночный выстрел, и он беспомощно закрутился на месте.