Войска, оборонявшие город, измотанные двухмесячными боями, постоянно обстреливаемые с высот многочисленной немецкой артиллерией, и мечтать об этом не могли. Тут свое бы удержать и отбить многочисленные атаки противника, которые немцы не прекращали и в ноябре.
В ночное время немцы подтаскивали вывороченные из развалин бетонные плиты, балки, бревна, строили блиндажи, дзоты и чувствовали себя в относительной безопасности. Тем более артиллерийский огонь из-за Волги наши батареи стали вести заметно реже.
До укрепления было метров триста. Иногда мелькали каски и лица, но немцы вели себя осторожно. То, что в частях 62-й армии действует довольно много снайперов, они хорошо знали. Прошло не менее двух часов, пока не появилась первая цель. Двое саперов поднимали из траншеи конец бревна. Снизу им помогали, видимо, укрепляли пулеметное гнездо или сооружали какое-то укрытие.
Обычно такие работы производились ночью, но обманчивая тишина поблизости делала немцев более уверенными. Тем более за их спинами, из большого полуразрушенного дома, вела огонь по противоположному берегу орудийная батарея.
Крепкий, не чувствующий холода от напряженной работы немецкий сапер в камуфляжной куртке уложил конец бревна в заранее вырытую нишу. На секунду снял каску и вытер пот со лба.
Ермаков нажал на спуск. Пуля попала в грудь. Сапер выронил каску и, медленно клонясь, свалился в траншею. С минуту стояла тишина, затем из-под бетонной плиты ударил станковый МГ-34.
Андрей был уверен, что вспышки его выстрела не заметили. Очереди шли наугад. Пулеметчик прочесывал наиболее подозрительные места. Вскоре к нему присоединился еще один пулемет, прострочили обломки дома, окопы возле насыпи, и снова установилась тишина.
Работа саперов замерла, бревно так и осталось стоять наискось, уткнувшись нижним концом в дно траншеи. Теперь работы возобновят только с наступлением темноты. Но уходить с позиции Андрей не торопился. После вчерашней оплошности ему хотелось доказать, что опыта у него достаточно.
Матвей Черных с напарником, как правило, после дня «охоты» увеличивали счет сразу на два, а то и на три немца. Чем хуже Ермаков с Быковым? Стреляет Максим неплохо, только от лишней суеты избавиться не может.
В любом случае надо было какое-то время выждать. Оба отползли в глубину разваленного дома и устроились в воронке. Сахар сегодня выдали, хлеб тоже имелся. Перекусили и осторожно, одну на двоих, выкурили самокрутку.
— Андрюха, я от тебя проситься буду, — вдруг объявил Быков. — Чего я, как хвост, за тобой таскаюсь? У тебя уже счет за двадцать убитых фрицев перевалил, а у меня как числятся семеро, так и остаются.
— Успеешь настреляться, — думая о своем, отозвался Андрей.
— Конечно, тебе орден светит, а я даже медали с тобой в паре не заработаю.
— Ну хочешь, сегодняшнего фрица на тебя запишем?
— Не надо, я и сам попасть сумею. — Потом добавил без всякой связи: — Ох, и жрать охота.
— Невеста пишет?
— Нет у меня никакой невесты, — отмахнулся Максим. — От ворот поворот получил.
— Да, слышали мы об этом.
— Сейчас оглядываюсь назад и думаю, кой черт меня дернул за Наташкой бегать. Она девка красивая, у родителей хозяйство едва не самое крепкое в селе. А я ростом три вершка, конопатый, рубашки и штаны после старшего брата донашивал. На танцы придешь, девки над заплатанными штанами хихикают. Осенью отца свататься послал, а он вздыхает и говорит: «Выбирай по себе девку». А к отцу Наташки я не пойду. Они, может, и стол накроют, водкой угостят, а согласия все равно не дадут. Вся улица смеяться будет — «нищета в люди полезла».
— А сама Наташка? — спросил Андрей.
— Я с ней не разговаривал.
— Макея, ты блаженный какой-то. С девкой договориться не сумел, думаешь, родители что-то решат?
— Я и насчет медсестры в госпитале наврал, — продолжал каяться Максим. — Ничего там не было. Потанцевал с ней разок, а она харю морщит и в сторону смотрит. Ей бы с лейтенантом познакомиться, а тут я, пехота в тапочках.
Поговорили еще о жизни. Андрей, как мог, успокоил своего неказистого помощника.
— Все нормально будет. Вон, Зойка Кузнецова на тебя косяки бросает, мне аж завидно.
— Правда, что ли? — оживился Максим.
— Конечно, правда.
— А как же ротный? Она же вроде с Палехой крутит?
— Тебе жалко, что ли? Может, у нее натура такая, с одним крутить, на другого заглядываться.
Послышался шум моторов. Из-за Волги шла тройка самолетов. Это были легкие бомбардировщики Су-2. Появление наших самолетов явление не слишком частое, а тут даже бомберы летят. Тройка прошла над головами и сбросила несколько бомб на трехэтажный дом-крепость, который маячил на бугре, как прыщ в ненужном месте. Рухнул кусок стены, но бомбы легли не слишком точно — мешал огонь крупнокалиберных пулеметов.
Все три самолета четко развернулись и взяли обратный курс. Над укрепленным пунктом на берегу Волги немного снизились, сбросили еще несколько бомб и прострочили траншею из своих многочисленных пулеметов. Одна из бомб, наверное «полусотка», легла удачно, прямиком в блиндаж.
Вместе с песком взлетели бревна, что-то загорелось. По «сушкам» открыли огонь из пулеметов, один самолет зацепили. Теряя скорость, бомбардировщик все больше отставал от двух своих собратьев. Те уменьшили скорость, а поврежденный Су-2 стал с трудом набирать высоту. Все же он дотянул до левого берега. Пилот спрыгнул с парашютом, а стрелок в кормовой кабине (видимо, убитый) так и остался на своем месте.
Штопор, раскрутив стремительно падающий самолет, вырвал широкое пятнадцатиметровое крыло. Переломилось пополам второе. Вращение выбросило из круглого колпака тело стрелка, обломки самолета рухнули в прибрежный лес. Удар на секунду заглушил даже звуки орудийных выстрелов. Над рыжими, сбросившими листву деревьями поднимался столб дыма.
— Максим, пошли счет увеличивать, — отрываясь от бинокля, сказал Ермаков.
Забыв про снайперов, гарнизон укрепления тушил огонь, растаскивал горящие бревна. Когда оба снайпера подбежали к своей прежней позиции, по мерзлому песку к траншее подкатил грузовик, на него стали втаскивать раненых.
Максим свалил выстрелом водителя грузовика. Ермаков выстрелил в сапера, тащившего вместе с напарником на крючьях горящее бревно. Сапер упал лицом вниз, напарник ушел из-под пули, а санитары спрятались за грузовик.
Из дзота ударил пулемет, через минуту к нему присоединился второй, крупнокалиберный. Этот работал по-серьезному. Тяжелые пули разламывали и выбивали кирпичи, взрывались, разбрасывая мелкие осколки.
Один из санитаров пополз прочь от грузовика. Максим попал ему в ногу. Тот еще сильнее заработал локтями, его втащили в траншею. Крупнокалиберный пулемет, пристрелявшись, развалил кусок простенка, осколки разрывных пуль хлестнули Максима по лицу и руке.