Сжимая в руках добычу, спустилась в метро и открыла крышечку. В мутном зеркальце отразилась моя бледная морда, в нос ударил запах некачественной польской косметики. На замызганном поролоновом кружочке лежал кусок бумаги. Я быстро развернула его. “Римма Ивановна”. Все. Клочок был явно отодран от лежащей в автомобиле газеты. С оборотной стороны на нем стояло “…полис, 18 мая”. Интересное дело. Может, косметику потеряла одна из многочисленных Андрюшиных любовниц? Ну зачем бы ей класть на “пуховку” записку? Нет, скорей всего Галя, оставшаяся в машине на пару минут одна, обнаружила в кармане чехлов “Мегаполис”, ручку и решила… Что решила? Кто такая Римма Ивановна и где ее искать? Был только одни способ проверить это предположение. Чувствуя, как от голода начинает сводить желудок, я понеслась на Ремонтную улицу.
– Это принадлежит Гале? – с порога спросила я, сунув Свете под нос пудреницу.
Несчастная мать повертела пластмассовый кружок и севшим голосом пробормотала:
– Да, на день рождения подарили. Где вы ее нашли?
Я вздохнула.
– Потом объясню.
Светлана напряженно глядела на меня.
– Галя вам не звонила? Света помотала головой:
– Нет. Сижу у телефона, не ем и не пью.
– Кто такая Римма Ивановна?
– Федорова?
– Наверное.
– Заведующая учебной частью в медицинском училище. Она очень хорошо относится к Галочке, работу дает.
– Работу?
– Ну да.
– Какую?
Светлана взглянула на меня:
– Что-то есть захотелось, может, пожуете со мной кашу?
Я была такая голодная, что согласилась бы и на жареные бритвы.
На крохотной кухоньке хозяйка поставила на огонь небольшую кастрюлю и принялась помешивать содержимое деревянной ложкой. От плиты пошел невероятно аппетитный аромат.
– Что у тебя там? – поинтересовалась я. Света грустно улыбнулась.
– Спецкаша.
– Не поняла.
– Собачка у нас жила, Жулька. Вот меня и научили: берешь мясо, любое – говядину, курятину, сегодня, например, индюшатина, она самая дешевая. Варишь птицу до готовности, а потом в бульон засыпаешь геркулес. Один к двум. Стакан овсянки на два стакана бульона.
– Да ну? – удивилась я. – А мы на молоке делаем.
– Теперь так попробуй, – вздохнула Света. – Еще сверху нужно кинзой посыпать или петрушкой, да у меня нет. Наша собака, знаешь, как жрала!
Я с сомнением поглядела на возникшую перед моим носом глубокую тарелку. Выглядит не слишком привлекательно, но пахнет замечательно. Да и на вкус блюдо оказалось выше всяких похвал.
– Потрясающе, – с жаром произнесла я, с трудом подавив желание вылизать емкость языком, – вкуснее ничего не ела.
– Гале тоже нравится, – улыбнулась Света. Потом ее лицо сморщилось, и по щекам быстро-быстро покатились слезы.
– Эта пудреница, – с чувством произнесла я, – доказывает, что Галю не убили в квартире, скорей всего она жива!
Светлана всхлипнула:
– Дай-то господи! Одна она у меня.
– Так какую работу Римма Ивановна давала Гале?
– По уходу за больными. Знаешь, иногда для лежачих сиделку нанимают? Я кивнула.
– Такая услуга дорого стоит, если медсестра дипломированная, – пояснила Света, – вот кое-кто и обращается к Федоровой. Она студенток присылает, отличниц, им можно поменьше заплатить. Галочка очень довольна была, пару раз ей хорошие суммы перепали. Туфли купила и мне пальто.
Светлана вновь зарыдала.
– Давай адрес училища, – велела я.
Будущих медсестер готовили на базе клиники, расположенной в Капотне. Я поглядела на часы – восемь вечера. Сейчас там, конечно, никого нет, поеду завтра, а теперь пора в Дом моделей и домой.
Не успела я открыть дверь, как раздался звонкий лай, и в прихожую выскочила собачка. От неожиданности я уронила сумку с сырой индюшатиной. Совсем забыла, что в нашем доме новые жильцы.
– Фу, Адель, фу! – закричала Кристина. – Свои.
– Как ты назвала ее?
– Адель. А ласково можно Адочка. Мне не понравилась кличка, но спорить с девочкой не стала.
– А кошка – Клеопатра, – сообщила Тамара, – в просторечии Клепа.
Я заметила, что у подруги красные глаза, и поинтересовалась:
– Ты супрастин пила?
– Два раза, – ответила Томуся и оглушительно чихнула. – Что купила? Индюшатину? Котлеты сделаем?
– Нет, – хитро улыбнулась я, вынимая из пакета геркулес и пучок кинзы, – спецкашу.
Не успело мясо вскипеть, как раздался звонок в дверь.
– Сними пену, – велела я Кристине. Девочка схватила шумовку и принялась шуровать в кастрюле. Я распахнула дверь.
– Помогите, умирает, – закричала Аня. У меня просто подкосились ноги. Нет, только не сегодня, я так устала.
– Вилка, – рыдала Анюта, – ужас, катастрофа!
– Ну, – безнадежно спросила я. – Что Машка съела?
– Голову засунула, – вопила Анечка.
– Куда?
– Жуть, – взвизгивала Аня, – сейчас умрет!
Я надела туфли и пошла за ней. Зрелище, открывшееся мне на лестничной площадке перед квартирой Анюты, впечатляло. Дом у нас старый, из первой серии “хрущоб”, построенных еще в 1966 году. Мой отец непонятным образом получил тогда здесь квартиру. Полы во всех квартирах покрыты линолеумом, лестницы крутые и узкие, а перила держатся на простых железных прутьях. Некогда они были покрыты веселенькой голубенькой краской, но она давно облупилась. Вот между этих прутьев Машка невесть как и засунула голову.
Я подергала пленницу. Раздался одуряющий вопль. Ушные раковины мешали голове вылезти. На крик распахнулась дверь, и высунулась Наталья Михайловна.
– Что тут делается? – завела тетка. – Ни минуты покоя, полдесятого уже, спать пора, а вы визжите.
Потом она увидела Машку и заорала во всю мощь легких: