– Что это с ним? – поинтересовалась я у очереди.
– Странные матери пошли, – вздохнула толстая тетка, покачивая своего младенца, – пришла последней на прием, бросила на столик ребенка и курить подалась.
Я подхватила Нику и пошла вниз по лестнице. У окна мусолила сигарету размалеванная девица лет пятнадцати.
– Там ваш ребенок очень сильно плачет!
– Хрен бы с ним, – ответило милое создание, – пусть легкие развивает да от капризов отвыкает!
Решив, что на сегодня «приятных» впечатлений достаточно, я понеслась домой.
Томусе стало лучше. Она мигом забрала у меня Нику и понесла в ванную. Я пошла на кухню и принялась звонить третьей даме из моего списка – Зверевой Ольге Леонидовне. Караулова больше беспокоить не буду. Он, конечно, дурак, но убивать Полину и похищать Настю у него нет никаких причин. Да и желание явно не тянуло на пятнадцать тысяч «зеленых». Подумаешь, хотел пожить альфонсом при богатой престарелой даме. В наше время подобного поведения не стесняются. Наоборот, кое-кто даже завидовать начинает.
У Зверевой не брали трубку. Я разочарованно положила ее на стол и хотела уже разогревать ужин, как из ванной донесся негодующий Тамарин крик:
– Вилка, немедленно иди сюда!
За все время нашей почти тридцатилетней дружбы подруга никогда не разговаривала со мной подобным тоном. Испугавшись, я понеслась на зов.
Красная Тома трясла перед моим носом младенца:
– Ты кого принесла?
Ну вот, от переутомления у подруги случился реактивный психоз, и она временно потеряла память!
– Томусенька, – тихонечко заблеяла я, – главное – не волнуйся, ты держишь в руках новорожденную дочку Родионовой. Слава богу, она у нас не навсегда. Машка скоро выздоровеет и заберет Нику.
– Где ты это взяла? – твердила Тома.
Зная, что с безумными нельзя спорить, я постаралась не злить Томочку. Так, стану отвечать на ее дурацкие вопросы, а сама доберусь до телефона и вызову нашего приятеля Генку, он отличный психиатр.
– Не нервничай, милая, ЭТО я взяла в детской поликлинике на пеленальном столике.
– Скорей, скорей назад, – забормотала Томуся, выскакивая в прихожую, – может, успеем, какой ужас!
– Успокойся, – попыталась я остановить подругу, – ложись спать, видишь, Никочка мирно дрыхнет, и тебе пора.
– Это не Ника, – воскликнула Тамара.
Я удрученно вздохнула. Дело принимает плохой оборот.
– Конечно, Ника.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Да.
– Смотри, – заорала Тома, вытаскивая несчастного ребятенка из пеленок, – это мальчик!!!
Я уставилась на тщедушного младенца. Между двумя тонкими ляжками Ники, больше всего похожими на окорочка большого лягушонка, свисал довольно большой первичный мужской половой признак.
– Это что, это как, – начала я заикаться. – Ника – гермафродит? Вроде вчера еще ничего такого не было? Как он вырос за один день?
– Ты перепутала детей, – растолковывала мне Тома, пока мы неслись галопом к поликлинике, – как тебя угораздило схватить чужого ребенка?! Представляю, какой крик стоит сейчас в поликлинике. Но в коридоре была мертвая тишина, матери с новорожденными разбрелись по домам. Только уборщица, шлепая мокрой тряпкой по полу, забубнила:
– Куда прете, оглашенные! Время вышло! Дрыхнут целый день, потом несутся, а нам что, до полночи сидеть?
Не обращая внимания на ее бубнеж, я влетела в одиннадцатый кабинет и с облегчением увидела довольно молодую женщину, складывавшую сумку.
– Прием окончен, – спокойно ответила она, оглядывая меня, Тому и начавшего орать младенца.
– Кто у вас был последним сегодня, какой мальчик? – налетела я на педиатра, как лиса на курицу.
Врач слегка оторопела, но весьма вежливо ответила:
– Звягинцев Костя.
– Дайте скорей его домашний адрес!
– Зачем?
– Очень надо!
– Женщина, – устало вздохнула педиатр, – идите себе спокойно, никаких адресов никому не даем.
– Мы детей перепутали!
– Как это? – разинула рот докторица.
Я пустилась в длинные и не совсем связные объяснения.
– Вышла из двенадцатого кабинета и положила Нику на пеленальный столик. Там уже лежал один и орал. Потом снова позвали в кабинет, зашла, а когда вышла, этот, Костя Звягинцев, замолк, а Ника заплакала. Ну, взяла случайно тихого младенца и ушла, хорошо, дома заметили сразу. Ну дайте адрес, понимаете теперь, что произошло?
– Нет, – ответила женщина, быстро-быстро роясь в тонких папочках, – в голове не укладывается, как мать может схватить чужое дитя!
– Вовсе не являюсь ее матерью, – возмутилась я.
– Кто же вы?
Что бы такое придумать?!
– Няня!
– А мать где, – поинтересовалась педиатр.
– Я мать, – сказала Тома, – и правда, дайте нам побыстрее адрес Звягинцевых, там небось у родителей обморок. Кстати, может, у них телефон есть?
– Номер не указан, – пожала плечами врач, – остальное записывайте: улица Солдатова, дом 18, комната 46.
– Как это комната? – удивилась я. – Квартира какая?
– Там общежитие, – ответила терапевт.
На улице мы схватили «бомбиста» и, втиснувшись в узкий салон, велели гнать что есть силы. Несчастный Костик просто разрывался на части.
– Сейчас, миленький, потерпи, – баюкала его Тома, – сейчас мамочку увидишь!
Восемнадцатый дом, длинный и низкий, оказался двухэтажным дощатым бараком из тех, где на «тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Мы добежали до сорок шестой комнаты, распахнули дверь. Перед глазами предстала дивная картина. За большим круглым столом, заставленным бутылками с дешевой водкой, сидят две полуокосевшие девчонки и один совершенно пьяный мужик. Накурено так, что лица людей проступали, словно из густого тумана. Где-то в углу надрывался магнитофон. Внезапно песня стихла, и стал слышен безутешный плач, идущий с кровати, расположенной у окна.