– Всенепременно, – заявил хозяин, ловко вскрыл бутылку и наполнил бокалы.
Белая шапка пены быстро рванулась вверх.
– Требуйте долива пива после отстоя пены, – засмеялся Андрей, – когда-то такое объявление висело на палатках, торгующих «Жигулевским» в розлив. Только ты слишком молодая и не знаешь те времена.
Я глупо захихикала. Однако здорово загримировалась, если даже такой опытный ловелас не разобрал что к чему. Между прочим, великолепно помню эти желтенькие будочки, вокруг которых вечно клубились мужики с опухшими лицами. Моя мачеха иногда совала мне, шестилетней, бидон и велела:
– Давай, Вилка, притарань папеньке пивка, а то продрыхнется и драться полезет. Шевелись, видать, привезли – вон, соседи уже стоят.
Я брала эмалированный сосуд и послушно спускалась вниз. Ларек был хорошо виден из окон нашей хрущобы, и тетя Рая всегда знала, когда следует бежать за опохмелкой.
Вроде не так уж далеки от сегодняшнего дня те семидесятые, в которых проходило мое детство, но люди тогда были кардинально другими. Стоило мне подойти к «хвосту», как мужики прекращали материться. Если кто забывался и посылал приятеля по матери, его одергивали:
– Замолчь: не вишь – девка стоит!
Заправляла в точке тетя Клава. Мне она казалась безумно толстой. Отсчитывая сдачу красными, опухшими пальцами, баба иногда добавляла десять копеек, «от себя», приговаривая:
– Эх, беда-беда! Сходи, Вилка, на угол и купи себе плодово-ягодное. От твоего папаши дождешься мороженого!.. Вот ханурик, прости господи!
Я сгребала в карман мокрые легкие монетки и, чувствуя, как холодный, тяжелый бидон бьет меня по ногам, шла на проспект, где покупала картонный стаканчик, прикрытый круглой белой бумажкой. В нем торчала деревянная палочка, о которую запросто можно было занозить язык. Подцепив серо-розовую, кисло-сладкую массу, я жмурилась от восторга. Мороженое было восхитительное. Я и сейчас иногда покупаю такое.
А что касается долива пива… Как-то раз один из парней, получив кружку, затеял свару:
– Клавка, – вопил он, – а ну, добавляй. Ишь, напузырила!
Клава высунула в окошко голову с крупной «химией» и заорала:
– Эй, там, в «хвосте», мужики, гляньте на этого хмыря, он хочет, чтоб вам пивка не досталось!
Больше о доливе никто речь не заводил.
– Дорогая, ты загрустила? – спросил Андрей.
– Нет, – хихикнула я, – просто расслабилась.
– Это чудесно, – пробормотал кавалер и обнял меня за плечи.
Его правая рука как бы невзначай принялась пролезать под кофточку. Откуда-то из угла доносилась тихая музыка. Да уж, все продумано. Как только теперь услать его из комнаты?
– Милый, – прокричала я, – как насчет минералки?
– Секундочку, – успокоил Андрей, – принесу.
Он быстро встал и вышел. Я мигом выудила из лифчика две таблетки клофелина и бросила в его бокал. Раздалось бодрое шипение, белые кругляшки весело запрыгали вверх-вниз. Только бы они успели раствориться до возвращения «любовника».
Но все сошло благополучно, и, когда хозяин с бутылкой «Святого источника» вошел в комнату, шампанское в бокале выглядело почти нормально.
Андрей открутил пробку, раздалось шипение, вода рванулась наружу и пролилась мне на юбку. Старательно изображая кретинку, я вскочила и завизжала.
– Не беда, – захлопотал Андрей, – сейчас высохнет, хочешь, сними, в ванной есть халат.
– Обязательно сниму, – жеманилась я, – только сначала выпьем. Ну, до дна.
– С удовольствием!
Мы чокнулись. Андрей в три глотка осушил фужер.
– Ну а ты, милая? Пей.
Пришлось влить в себя шампанское.
– Потанцуем? – предложил кавалер.
Обрадовавшись, что он не сразу захотел швырнуть меня на диван, я вскочила на ноги. Интересно, через сколько времени подействует лекарство?
Андрей крепко прижал меня к себе и принялся тихо поворачивать из стороны в сторону. Выглядел мужчина бодро и засыпать совершенно не собирался.
Внезапно холодная волна пронеслась от затылка к ступням, колени задрожали, в глазах заскакали «птички».
– Тебе нехорошо, дорогая? – участливо улыбнулся Андрей.
– Пожалуйста, можно соды, голова закружилась, – пробормотала я, чувствуя, что язык превратился в огромный, почти неподъемный камень.
– Давай, – неожиданно грубо произнес Венедиктов и без всяких церемоний пихнул меня в спину, – двигай!
Я хотела было возмутиться, но кожаный диван, такой роскошный, уютный и удобный, внезапно подпрыгнул и довольно больно стукнулся о мое лицо. А потом хозяин выключил торшер.
Сегодня я никак не могла проснуться. Наверное, над Москвой опять носится очередной циклон, и стрелка барометра в обмороке обвалилась вниз. Глаза не хотели открываться, правда, уши воспринимали какие-то звуки.
– Эй, Виола, ты как? – донеслось из плотной темноты.
«Хорошо», – попробовала ответить я, но изо рта вылетело лишь маловразумительное мычание.
– Давай, давай, ну-ка, погляди на меня.
Я кое-как разлепила веки и тут же застонала. Яркий свет резал глаза словно нож.
– Ну же, – повторил малознакомый голос, – садись. И сколько, интересно, клофелина ты в шампанское напихала?
Я сфокусировала взгляд на расплывающейся фигуре, прищурилась… Из серого тумана выплыло гадко ухмыляющееся лицо Андрея Венедиктова.
– Хорошо ли тебе, девица? – ерничал он. – Хорошо ли, красная?
– Ты???
– Я.
– А как попал ко мне домой?
Андрей захохотал.
– Однако. Это ты у меня дома валяешься голая на диване. Пришлось раздеть, уж прости, боялся, что помнешь свой наряд. Кстати, выяснилась удивительная вещь. Твой роскошный бюст оказался фальшивым, как, впрочем, и имя…
– Откуда знаешь, как меня зовут? – ошарашенно поинтересовалась я.
– Дорогая, когда называешься Люсей, не следует оставлять в сумке паспорт на имя Виолы Таракановой! Между прочим, на редкость милое сочетание: Виола и Тараканова, прелесть, восторг, восхищение!