— Доложи: через пять минут подойду, — вздохнул Юрий Леонидович, стирая полотенцем с лица белую массу и исчезая внутри брезентового жилища.
Ровно через пять минут он проследовал мимо двух высоких флагштоков с колышущимися полотнищами российского триколора и красного флага с изображением Родины-матери, и вошел в штабную палатку. Поздоровавшись с генерал-майором внутренней службы Бондарем — руководителем оперативного соединения, командир «Шторма» обвел встревоженным взглядом остальных офицеров. К его немалому удивлению на внеплановом совещании присутствовали только чины из ФСБ.
— Присаживайся Леонидыч, — прогудел старший по званию, — есть серьезный разговор.
Он подождал, пока тот устроится на деревянный табурет, и спросил:
— Выброска произведена успешно?
— Все прошло без казусов — согласно разработанному плану, — спокойно отвечал тот. — Я же ночью докладывал по возвращении разведчиков.
— Понятно. Небось не выспался?
— Ерунда…
— Сергей Аркадьевич, введи-ка шефа «Шторма» в курс дела.
Полковник — седой фээсбэшник, знавший Щербинина лично, покашлял в кулак и начал:
— Сожалеем, Юрий Леонидович, но приходится озвучивать не слишком хорошую весть. Нами перехвачен странный диалог на одном из каналов «Вертекса». Точнее, доклад открытым текстом — без кодировки, о готовящейся операции «Вердикт»…
Контрразведчик осекся, заметив, как меняется выражение лица командира спецназовцев.
— Какой диалог?.. Кто?! — взревел тот, глядя на полковника испепеляющим взглядом.
— Нам и самим хотелось бы прояснить. Потому, собственно и примчались, — впервые взглянул ему в глаза Сергей Аркадьевич и обратился к моложавому майору: — Верник доложи подробности.
— Майор Верник. Отдел «Л» службы безопасности, — немного картавя, представился незнакомый офицер в очках с тонкой оправой.
Отдел «Л» занимался радиоперехватами и прослушиванием эфира. Офицеры и связисты знали данный порядок и старательно избегали нарушений — передачи информации по радиоканалам открытым текстом. Для общения посредством портативных станций полагалось использовать специальные кодовые переговорные таблицы. Коды, равно как и рабочие частоты менялись не реже одного раза в неделю, дабы сбить с толку неприятеля, оснащенного зачастую не хуже федеральных войск.
— В ноль часов двадцать минут местного времени записан короткий разговор двух мужчин, — начал докладывать майор, беспрестанно заглядывая в маленький блокнот, — один говорил приглушенно, на чистом русском языке и выдал исчерпывающие данные о готовящейся оперативной акции: цель; состав группы, включая фамилии и звания должностных лиц; вооружение и маршрут движения. Другой по ходу задавал наводящие вопросы. Кстати в речи второго присутствовал легкий кавказский акцент…
В палатке повисла тишина. Первым, повернувшись к комбригу, подал голос Бондарь:
— Кто подробно знал о предстоящей операции?
— Не считая сотрудников ФСБ и руководства, ставившего нам задачу по физическому устранению Шахабова, о деталях были осведомлены двое: я и Сомов, — расстроено и с потухшим взором отвечал Щербинин. — Вчера, примерно в восемнадцать пятнадцать закончился инструктаж капитана Торбина — старшего группы, после чего он занимался снаряжением и прочей подготовкой. Людей он отобрал и проинструктировал где-то в районе полуночи.
— Выходит, что ко времени перехвата о предстоящем вояже знали помимо названных еще восемь человек… — задумчиво молвил генерал.
— А в котором часу из лагеря вышла колонна бэтэров? — насторожился полковник ФСБ.
— В ноль сорок пять…
— Стало быть, информатор выходил на связь с сепаратистами до того, как отряд покинул расположение наших войск, — почти шепотом констатировал неприятный факт Бондарь. — Это хуже… Это гораздо хуже, чем мы думали — ведь в таком случае предатель может оказаться и среди тех, кто ушел на задание.
Когда прозвучало слово «предатель», присутствующие невольно переглянулись, сам же руководитель опергруппы повел головой, точно отгоняя назойливую и крайне неприятную мысль.
Внезапно он встрепенулся и с надеждой глянул на Верника:
— А направление на источники сигналов запеленговать успели?
— Нет, товарищ генерал… — виновато отвечал моложавый, — сеанс связи длился не более двух минут и, к тому же, из-за возвышенностей сигнал был крайне слаб.
— Передачу могли вести откуда угодно, — безнадежно махнул рукой Сергей Аркадьевич, — хоть из сортира… Скажи-ка лучше, Юрий Леонидович, сколько и у кого в твоем подразделении имеется комплектов радиостанций «Вертекс»?
— В обычное время только у офицеров, — буркнул тот, — а при подготовке какой-либо операции, если не ставится условием полное радиомолчание, выдаем всем остальным.
— То есть в момент вчерашнего выхода в эфир…
— Да!.. — раздраженно перебил полковник.
Он порывисто встал, и нервно вышагивая по палатке, начал загибать пальцы:
— Моя рация — раз; у майора Сомова — два; у Торбина — три; у Воронцова — четыре; у старшего лейтенанта Ковалева — пять; ну и само собой их до чертовой матери у нашего снабженца, старшего прапорщика Ивлева — шесть.
— Пришла беда — открывай ворота… Этого нам еще не хватало!.. — проворчал генерал-майор, понимая, насколько сейчас нелегко командиру питерского спецназа. Кивнув полковнику ФСБ, спросил: — что думаешь делать?
— Пусть уж Юрий Леонидович не обижается, но начнем доскональные проверки с оставшихся здесь из «Шторма». И в первую очередь займемся обладателями «Вертексов» — Ковалевым и Ивлевым. Сомова знаю давно, но стоит побеседовать и с ним… Также планируем усилить прослушку эфира на случай последующих выходов информатора на связь. Ну, а если «перевертыш» ушел с отрядом… — Сергей Аркадьевич пожал плечами и сделал жест руками, красноречиво говорящий об отсутствии каких-либо мыслей по этому поводу.
— Ясно… И все же нам надо изыскать какой-то способ… Леонидыч, твои предложения?
Тот продолжал метаться по мизерному пространству, но теперь растерянность на лице уступила место сосредоточенности. Остановившись у лежащей на столе карты, он начал рассуждать вслух:
— Согласен, — самое худшее, если изменник среди тех — восьми… Хотя, нет — в Торбине я почти не сомневаюсь, значит — семи…
— Почему «почти»? — живо зацепился за фразу фээсбэшник.
Комбриг на миг задумался, пожевал пухлыми губами, но с объяснением не задержался:
— На сто процентов могу ответить лишь за себя, за любого другого, включая и присутствующих здесь, более девяноста девяти не дам.
— Доходчиво, — удовлетворился ответом контрразведчик. — Извини, я тебя прервал…
— Так вот… Самое отвратительное, что с ними отсутствует всякая связь — сообщить о грозящей опасности невозможно. Посему жизни ребят висят на волоске, и под угрозой срыва находится вся операция…