Сунув листок обратно в папку, Сергей Сергевич поднимает на меня вопросительный взгляд: «Удовлетворен?»
Разумеется, нет! Такими ответами вы, уважаемый шеф, можете пудрить мозги инженерам и конструкторам.
– В таком случае предлагаю начать с проверки и обыска этого судна.
– С какой стати? – перестает дышать руководитель поисковой операции.
Кашлянув в кулак, уточняю:
– Видите ли… промышленным рыболовством в этих краях никто не занимается; местные рыбаки дальше устьев рек не ходят. А когда неясна цель пребывания судна в наших экономических водах – нехорошие мысли в голове рождаются сами собой.
Генерал снова лезет в папку. Нацепив очки, продолжает чтение:
– «Аквариус» спущен на воду две недели назад и следует под либерийским флагом в один из портов западного побережья Канады. В настоящий момент судно находится на якорной стоянке в двенадцати километрах к северу от центральной точки района поиска из-за ремонта осушающей помпы. Ремонт ведется силами команды, состоящей из канадцев, эстонцев, латышей. На предложенную нами помощь капитан «Аквариуса» ответил следующим сообщением: «Благодарю, ремонт в стадии завершения. Скоро снимаемся с якоря…»
Закончив чтение, Сергей Сергеевич недовольно смотрит на меня поверх очков: «Теперь доволен?»
Ладно, это меняет дело.
* * *
После совещания завертелось. С полетной палубы в небо взмыла одна «вертушка», за ней вторая. Едва затих шум двигателей и винтов, как в небе появилась пара «Ту-142М3» – по классификации НАТО «Bear-F». Прогудев над кораблем на приличной высоте, они проходят со снижением на восток. Им предстоит визуально осматривать акваторию и «шерстить» дно с помощью чувствительных приборов – феррозондовых магнитометров «Ладога».
Через два с половиной часа для смены экипажа и заправки вернулся первый вертолет. Спустя сорок минут ту же процедуру проделал второй.
Команда и снаряжение подготовлены к работе, я же слоняюсь по кораблю, изнывая от безделья. То поднимаюсь в ходовую рубку, то забредаю в кают-компанию и прошу вестового заварить крепкого чайку, то возвращаюсь в каюту и падаю на постель…
Около трех часов дня Босс начал поскуливать у двери. Приходится идти на ют, где он облюбовал в качестве «пеньков» швартовый кнехт – здоровую парную тумбу на едином стальном основании. Под вертолетной площадкой, образующей уютный навес, курят несколько матросов. У кормовых лееров, закутавшись в легкую куртку, стоит Анна; взгляд с грустным безразличием провожает вздыбленные винтами седые буруны…
Матросы посмеиваются, глядя на делового Босса.
– Чего ржете? – защищаю члена команды. – Лучше бы собачий гальюн на корабле обустроили. Никаких условий.
– Неужели он всегда и везде с вами? – поворачивается ко мне женщина.
– Зачем же? Под воду мы его не берем.
– Не нашли подходящего костюма?
– Не в этом дело. Просто надо кому-то охранять вещи.
Она смеется и треплет загривок подошедшего пса. Впервые вижу Анну смеющейся и вновь отмечаю про себя ее удивительную красоту.
Оглядываю тонкую линию горизонта и как бы невзначай интересуюсь:
– А где же ваш постоянный спутник?
– Симонов? Он почти не выходит из своей каюты – плохо переносит качку. Вы не знаете, чем лечится это недомогание?
– Из препаратов хорошо помогает «Драмина». Если ваш приятель не беременный.
– Найдется ли здесь этот препарат?
– Не уверен. Разве что у корабельного врача.
– А народные средства имеются?
– Конечно. Небольшая доза крепкого алкоголя, крепкий кофе и круто посоленный черный хлеб. Из всего перечисленного могу предложить вашему Симонову рюмку коньяку.
– Благодарю. Надеюсь, он и без спиртного выживет. Вы курите? – достает она из кармана пачку тонких сигарет.
– Очень редко.
– Понимаю. Для вашей работы требуются здоровые легкие.
– И желательно свежая голова.
Мы долго стоим рядом и болтаем. И то, что наш разговор не вертится вокруг пса, а запросто переходит от одной темы к другой, – я тоже считаю большим прорывом. Мне все равно, о чем говорить; главное – упрочить наши отношения.
Постепенно беседа уходит в неприятную область.
– …А, по-вашему, нам нечем гордиться? – вызывающе глядит на меня снизу вверх молодая женщина.
– Почему же, есть. К примеру, самой большой яхтой в мире.
– Яхтой?.. Это которая…
– Совершенно верно. Которая принадлежит Абрамовичу. Лично я чрезвычайно горд тем, что в стоимости этой яхты есть и моя доля.
Она кивает и усмехается. Усмешка выходит горестной.
– Но вы же понимаете, что эта яхта строилась не только на наши деньги. В ее постройку вложена вся наша глупость, трусость и раболепство.
– Согласен.
– Знаете… а вы мало походите на коренного москвича.
– Я стал им недавно и не считаю себя таковым, – радуюсь я новой теме.
Сзади доносится голос:
– Черенков! Евгений Арнольдович! Что же вы не слушаете трансляцию?!
К нам спешит командир корабля Скрябин. Запыхавшись, он раскланивается перед дамой:
– Вы уж простите, Анна Аркадьевна, – вынужден забрать Евгения.
В моем взгляде красноречивое обещание задушить его, если только корабль не тонет.
Скрябин придвигается к нам вплотную и вполголоса сообщает:
– Один из наших вертолетов обнаружил рваные остатки пятна от нефтепродуктов и несколько плавающих предметов.
– Где? – интересуется Анна.
– В девяноста километрах к северу от центра района поиска. Вертолетчики обозначили пятно квадратом из четырех дневных «омабов» и возвращаются на корабль за пловцами.
– Хорошая новость, – улыбается довольная Воронец. – Не ожидала, что ваши летчики так быстро отыщут следы падения нашей ракеты.
– Да, они у нас молодцы…
– Через сколько вылет? – прислушиваюсь к нарастающему звуку вертолета.
– Минут через тридцать…
Трясемся в грузовой кабине поисково-спасательного «Ка-27». Сейчас здесь просторно – ни сумок со шмотками, ни толчеи. Кроме бортового техника, на откидных сидушках разместились пятеро, не считая меня, готовых к работе боевых пловцов. Осталось нацепить ласты да надеть маски.
Летим. Проявляем взаимный интерес. Техник косится на наши нагрудные изолирующие дыхательные аппараты и мудреные подводные автоматы, а мои «тюлени» рассматривают нутро диковинной винтокрылой техники…