Он хотел сказать еще что-то, — верно посетовать на участь, уготованную то ли судьбой, то ли христианским богом, да вдруг умолк… Баринов передернул затвор пистолета, перевернулся на живот и трижды подряд пальнул в направлении бандитов, а уж затем решил выяснить, почему словоохотливый прапорщик внезапно замолк на полуслове. Скосив глаза в его сторону, он заметил как Василюк, словно загипнотизированный, смотрит куда-то вниз — на землю…
И в тот же миг раздался взрыв, разом оборвавший чувства, ощущения и осознание Александром всего с ним происходящего…
— Мертвый… Проверь вон того, — по-хозяйски распоряжался на дымящемся ристалище полевой командир Усман Дукузов.
— И этот гоблин уже не дышит, — отозвался его помощник Рустам, однако ж, для верности выстрелил убитому сержанту в голову.
По недавней позиции федералов, яростно и на протяжении целого часа отбивавших атаки воинов Аллаха, разгуливало помимо Рустама еще двое приближенных Усмана. Один из них считал собственные потери чеченцев, другой собирал годное оружие, снаряжение… Вытряхивая пробитые пулями и осколками гранат ранцы погибших спецназовцев, он перекладывал в объемные мешки продукты, медикаменты, личные вещи русских и прочие трофеи. Остальным бойцам своего заметно поредевшего после этой стычки отряда Дукузов повелел разобрать образовавшиеся завалы. Тропой через горный перевал гораздо чаще приходилось пользоваться им самим — воинам вооруженных сил Чеченской Республики Ичкерия.
Усман с пистолетом в правой руке медленно подошел к лежащему на спине под самой скалой русскому и устало посмотрел на его бледное лицо… Кажется, пуля попала тому в голову. Он потерял много крови, но с трудом продолжал дышать. Ворот его камуфлированной формы был расстегнут.
«По возрасту похож на офицера… — подумал чеченец, медля с выстрелом. — Документы эти собаки с собой не берут, так что теперь не разберешь, кто из них кто…»
Не наклоняясь, ногой он отодвинул воротник с одной полой куртки, оголяя правое плечо раненного. Под ключицей русского виднелось заметное пятно сизоватого оттенка — застаревший и давно ставший постоянным синяк, набитый прикладом при выстрелах из мощной «СВД-С»…
— Так ты всего лишь снайпер!.. — злорадно усмехнулся Дукузов, чуть приподнимая правую руку.
Над тропой грохнул еще один выстрел.
— Усман, — неслышно подошел сзади тот, что считал потери. Приблизившись почти вплотную, он шепотом доложил: — Не слишком-то приятные цифры…
— Говори… — поморщился полевой командир.
— Двадцать два убито. Девять очень тяжелых — сто процентов умрут. Восемнадцать человек надо лечить — недели две-три… А покуда они не воины. Ну и легких человек двадцать пять…
— Ясно. Займись переправкой убитых и раненных в лагерь.
— Понял, Усман. Сделаю, — кивнул исполнительный единоверец и быстрым шагом отправился в расположение лагеря, где имелось небольшое подразделение эвакуации пострадавших во время стычек с федералами.
Дукузов огляделся по сторонам. Двое приспешников все еще обыскивали тела неверных, а неподалеку от него лежал лицом вниз последний из тех, кто попал в ловушку на этом перевале и ни в какую не желал сдаваться. Усман так же неспешно, наслаждаясь победой, не взирая на чудовищные по меркам чеченской армии потери, подошел к нему и опять-таки ногой, дабы не утруждаться и не пачкать рук, перевернул поверженного врага на спину. Лицо бойца было сплошь залито кровью, смешанной со светлой пылью и возраст его из-за этой серо-бурой маски определить было крайне затруднительно.
«Судя по телосложению — не молокосос. Но и не старше тридцати… — отметил про себя кавказец, вновь поднимая свою „Беретту“ и целя русскому в лоб. — Не понятно, жив или нет… Однако ж пули для него мне не жалко…»
Палец его начал плавно давить на спусковой крючок. Вот-вот знаменитый пистолет итальянского производства должен был вздрогнуть и изрыгнуть из ствола смертельный заряд…
— Усман! Посмотри, Усман! — неожиданно раздался голос преданного Рустама. — Это, конечно, не документ, но кое-что!..
Подбежав к своему командиру, молодой человек протянул какую-то помятую фотографию. Дукузов нехотя ослабил давление указательного пальца на курок и опустил оружие, отложив на пару минут контрольный выстрел в последнего гоблина. Так же нехотя, будто делая одолжение, взглянул на находку…
На групповом снимке были запечатлены бойцы какого-то подразделения. Все, словно на подбор, выглядели рослыми, крепкими, обросшими мышцами. В первом ряду стояли офицеры в парадной форме. Перед ними — на корточках, а так же во второй шеренге располагались прапорщики и сержанты. Рядовых салаг среди бравых бойцов видно не было вовсе. На обратной стороне цветной фотокарточки значилась аккуратная надпись шариковой авторучкой: «Отряд специального назначения „Шторм“. День десантных войск».
— Уж не значит ли это, что мы положили спецназовцев из самого «Шторма»? — заметно повеселел Рустам.
Усман не отвечал. Почему-то данное открытие скорее огорчило его, чем обрадовало. Быстро сунув «Берету» за пояс, он отстегнул от ремня фляжку, отвинтил крышку и стал лить воду на лицо едва не застреленного им федерала, смывая кровь и налипшую грязь.
— А ну, послушай, дышит он или нет! — коротко приказал полевой командир.
Рустам послушно приник к груди лежащего молодого мужчины…
— Дышит! — доложил он вскоре.
Теперь, пряча довольную усмешку, Дукузов встал над русским так, чтобы можно было поудобнее сличать его с улыбающимися лицами со снимка. Рустам замер, ожидая результата…
— Ну-ка, посмотри. Он? — ткнул Дукузов пальцем в одного из офицеров спустя минуту.
Молодой кавказец наморщил лоб и несколько раз перебросил взгляд с тяжело раненного на фотографию. Затем убежденно, без тени сомнения кивнул:
— Он. Точно он!
Как ни странно оба чеченца не ошиблись: в офицерском ряду и впрямь стоял Александр Баринов — в майорских погонах и при всех своих боевых орденах. Снимок был сделан почти год назад в Питере, на территории их основной базы.
Любые документы, в том числе и фотографические материалы бойцам «Шторма», уходящим на спецоперации в районы занятые сепаратистами, брать с собой категорически запрещалось. Однако сержант Нефедов попросту позабыл о снимке и ушел в горы с завернутым в целлофан и запрятанным в нагрудный карман компроматом. Как бы там ни было, но в данной катастрофической ситуации это вопиющее нарушение секретности спасло жизнь контуженному и раненному майору Баринову…
— Слушай меня внимательно, Рустам, — изрек Усман тоном весьма грозным, аккуратно пряча карточку в полевую сумку. — Отныне отвечаешь за этого русского головой. Он нужен нам живым и невредимым, понял?
— Конечно, Усман! — отвечал приближенный моджахед, на самом деле ничего не понимая, — Аллахом клянусь — ни один волос с него не упадет!..
— Немедленно доставь его в лагерь, — не внимая клятвам помощника, продолжал командир. — Отдай в руки нашего врача — пусть тот сначала осмотрит его, потом уж наших. Приставишь к нему охрану и жди моего возвращения…