– Ну, явилась к самому концу занятий, – недовольно пробормотала та, – показывай студенческий, так не пропущу!
Пустячок, а приятно. Всегда радостно, когда незнакомый человек считает вас юной девушкой. Правда, старушка сильно подслеповата, на столе перед ней лежат бифокальные очки, но все равно хорошо! Могла бы принять вошедшую за пенсионерку, но ведь посчитала меня студенткой. Не знаю, как вас, но меня такие мелочи очень радуют.
– Не подскажете, где тут кафе «Железный гусь»? – улыбнулась я. – Дали адресок: Разувахинская, девять, приехала, смотрю, тут институт.
Бабуська тяжело вздохнула.
– Это был институт, когда ректором покойный Сергей Львович работал. А теперь бардак, прости господи, а не учебное заведение. Виданное ли дело, в корпусе, где занятия идут, ресторацию открыть! Тьфу, противно. Ступай во двор, там увидишь.
Я обошла здание и обнаружила дверь с табличкой: «Железный гусь», студентам 50% скидки».
Прямо от порога вниз вела довольно крутая лестница, я осторожно пошла по слишком узким ступенькам. Из подвала доносились раскаты оглушающего рока. Было непонятно, отчего ресторация носит такое название. Стены украшали фотографии… куриц, застигнутых в самых невероятных позах. Может, у хозяев плохо со знаниями по зоологии и они вульгарно перепутали пернатых?
Очутившись в большом зале, я чуть не оглохла. И первые несколько минут пыталась разглядеть в клубах дыма, плавающих в разноцветном свете, хоть какие-нибудь детали интерьера. Тут звук стих, вспыхнули люстры. Посередине помещения, на большом кругу, замерло человек сорок юношей и девушек, одетых, вернее раздетых, самым причудливым образом. Мальчики почти все обнажены по пояс, а нижняя часть засунута в джинсы, узкие сверху и расклешенные ниже колен. Девочки в лифчиках, каких-то прозрачных накидушках и мини-шортиках, скорее похожих на трусики, чем на одежду для похода в ресторан. Вдоль стены шли столики, заставленные бутылками с пивом, кока-колой, фантой и заваленные пакетами с чипсами, орехами и попкорном. Очевидно, в «Железном гусе» не было кухни. В правом углу виднелась стойка, за которой взад-вперед носился паренек, на вид ничуть не старше тех, кто оттягивался на танцплощадке. Слева возвышалась сцена. Там, на высоком стуле, в окружении огромного количества аппаратуры, сидел диджей в бейсболке и черной майке.
– Эй, – заорал он в микрофон, – ну-ка, сели по– быстрому все на места! У нас концертный номер!
Толпа шарахнулась за столики. Я протиснулась к стойке, купила чашечку кофе, чипсы и, с трудом отыскав свободное местечко, устроилась за крохотным столиком. Алла Даниловна, решившая назначить мне свидание в столь странном месте, явно рассчитывала на то, что никому из шумной толпы не будет до нас дела и мы затеряемся среди людей. Может, и правильная мысль, но только присутствующие годятся мне, а Рассказовой тем более, в дети, и мы привлечем к себе внимание. Справив тридцатилетие, люди, как правило, перестают таскаться по дискотекам, где скапливается молодежь.
В кругу заметался луч красного света, люстры погасли, и в центре появилась девушка в ярко-синем гимнастическом купальнике. Под свист и улюлюканье зала она принялась изгибаться в разные стороны. Акробатический этюд, так назывался этот номер.
– Простите, – прозвучал приятный голос.
Я оторвала глаза от сцены и увидела юношу, в отличие от остальных одетого в черный костюм и белую рубашку. Через плечо у него висела сумка, наподобие той, с которой ездит в пригородном автобусе кондуктор.
– Вы не купили входной билет.
– Да? Извините, я не знала, думала просто в кафе зашла.
– Простите, у нас клуб. Вход десять долларов, если предъявите студенческий, то пять.
– Рублями можно?
– Мы не берем валюту, только российские деньги.
Я полезла за кошельком. Зачем тогда называть цену в американских долларах? Сказал бы просто: раскошеливайся, тетка, на триста целковых.
Паренек протянул мне билет.
– Отдайте отрывную часть бармену, получите на выбор чашечку кофе либо бутылочку пива.
Я вновь уставилась на представление, девица в купальнике, встав на мостик, старательно просовывала голову между ногами, пытаясь достать зубами розу, лежащую на полу.
– Эй, – произнес сзади хриплый голос.
Думая, что паренек, торгующий билетами, вернулся, я повернула голову и увидела… Люсю, дочь Аллы Даниловны, одетую, как все, в черный кружевной лифчик, прозрачную размахайку и кожаные шортики. Но если большинству девочек этот наряд шел, то Люся была слишком толстой для такого сексапильного одеяния. Правда, верхняя часть смотрелась ничего, но нижняя! Высоко вырезанные шортики не скрывали объемистого, слегка отвисшего зада, а толстые целлюлитные ляжки нужно бы незамедлительно скрыть в свободных брюках. Но Люся совсем не стеснялась своей «красоты». Она плюхнулась на стул и, обдавая меня тяжелым запахом водки, заплетающимся языком спросила:
– Ну, это ты Лазаренко ищешь?
Девушка была сильно пьяна, очевидно, она принесла выпивку с собой, в баре из относительно крепких напитков имелось лишь пиво.
– Да, – ответила я, – ищу.
– И зачем?
– Мужа хочу проконсультировать.
Люся захихикала.
– Чик, брык – и ку-ку! Был мальчонка, нет его. Не жалко муженька-то!
– Ты же папеньку не пожалела. – Я решила не оставаться в долгу.
Люся пьяно рассмеялась, схватила мой кофе, залпом осушила чашечку и плохо слушающимся языком пояснила:
– Гондон рваный! Он мне не отец.
– А кто?
– Отчим, блин. На матери женился, когда мне пять лет стукнуло. Я его всю дорогу ненавидела, сучара!
– Что же так?
Люся икнула, попыталась закурить, но руки тряслись, огонек плясал возле сигареты. Потратив пару минут на бесплодные попытки, девчонка прокомментировала:
– Во… нахрюкалась в усрачку!
Потом она сломала сигарету и прошипела:
– Сволочь он! Все бубнил: «Учись, Люся». Гулять нельзя, пить тоже, курить запрещал, денег не давал, а мамахен, глупая курица, все крыльями махала, кудахтала: «Слушайся, Люсенька, папа плохого не посоветует». Я и впрямь прежде думала, что он родной. Ну не повезло… зануда… А как узнала, что отчим! Кто ему давал право меня гнобить!