Я пошла к дядьке, сосредоточенно уничтожающему салат.
– Простите…
– Ну, чего хочешь? – весьма любезно поинтересовался Михалыч, откладывая пластмассовую вилку. – Не признаю тебя что-то, не из наших ты, не из барачных.
– Не подскажите, где Гена?
– А вон там, у своей машины, ехать собрался, проводил бабку – и хватит.
Я побежала вдоль барака к покосившейся лавочке, возле которой стояла красивая блестящая иномарка.
Мне настолько хотелось побыстрей узнать правду, что, совершенно не подумав ни о чем, я крикнула:
– Геннадий, подождите!
Парень, уже собравшийся сесть за руль, обернулся и спросил:
– Ты меня?
Его лицо, красивое, с правильными чертами, аккуратным носом и крупным ртом, показалось мне отчего-то знакомым. Где-то я встречала Геннадия… Но вот где? При каких обстоятельствах? Парень был хорош собой и запросто смог бы работать моделью, если бы не отвратительный взгляд, погасший, серый, блеклый, так глядит на свет дохлая рыба трехдневной давности.
– Ты меня? – повторил парень.
– Да, извините.
– И чего?
– Вы комнату Клавдии Васильевны продавать станете?
– А тебе зачем?
– Купить хочу.
Гена хмыкнул.
– Ну-ну, времени сейчас нет трепаться, на работу пора.
– Вы в центр?
– Да. На Марковскую улицу.
– Вот здорово, – радостно воскликнула я, совершенно не зная, где находится эта улица, – я живу в двух шагах, может, подвезете? Заодно и поболтаем.
– Ну садись, – вяло согласился Гена.
Я влезла внутрь роскошного кожаного салона. Очень плохо разбираюсь в моделях автомобилей, впрочем, знаю, что у Семена «БМВ». Но у него отнюдь не такой шикарный вид. Гена ткнул ключом куда-то под руль, мотор заурчал, словно сытый кот. Машина плавно тронулась с места. Либо парень отлично водит, либо иномарка просто суперкласс.
– Ты кто такая? – отрывисто спросил Гена. – Отчего не знаю?
Внезапно мне стало страшно, просто жутко. Не понимая, откуда возникло это ощущение, я пробормотала:
– Медсестрой работаю, уколы хожу людям в барак делать, вот давеча мне и болтанули, что Клавдия Васильна померла.
– Кто сказал? – продолжал весьма сурово спрашивать Гена.
– Так Михалыч, – из всех сил старалась я подделаться под простонародный говорок аборигенов улицы Красные Поля, – иди, говорит, с Геной потолкуй, за фигом ему бабкина площадь, чай, не станет сам в сарае жить, ен человек женатый, навряд ли Ленке охота сюда назад.
Лицо шофера разгладилось, уголки рта тронуло некое подобие улыбки, но взгляд по-прежнему остался тускло-бесцветным, тухлым.
– Да уж, – хмыкнул он, – не Голливуд. А тебя-то чего сюда тянет? Место гиблое.
Я секунду молчала, потом вдруг в порыве вдохновения произнесла:
– Так не сама еду.
– А кто?
– Свекровь отселить хочу, надоела хуже горькой редьки, сто лет скоро, зажилась уж, пора и честь знать.
Гена хрипло рассмеялся.
– Добрая ты, однако, не пожалела для мужниной матери денег.
Я обиженно протянула:
– Хорошо вам стебаться, а мы живем в полуторке, с ребенком. У бабки семиметровка, куда ей столько? Самое время помирать, ан нет. Вот, набрала денег, небось много не запросите, мало кому в такую красоту ехать захочется, ни сортира, ни ванной нормальной.
– Ласковая ты, – ухмыльнулся Гена.
Я сначала поджала губы, а потом гавкнула:
– Уж какая есть, она меня всю жизнь гнобила, издевалась, пусть получает, чего заслужила.
– Отомстить, значит, хочешь, – протянул парень.
– Ну и чего ж плохого?
– Да нет, – пожал плечами Гена, – мое-то дело какое, а сколько у тебя денег есть?
– А сколько надо?
Геннадий хмыкнул:
– Продешевить боишься? Правильно. Только раньше, чем через полгода, фатерку продать не смогу.
Я изобразила крайнее удивление:
– Почему? Прямо завтрева купить хочу.
– Закон такой есть, – пояснил бывший уголовник, – должно шесть месяцев пройти, только тогда в права наследства вступлю. Будешь ждать?
Я покачала головой:
– Нет, невмоготу совсем, думала, дня за три дело провернем, и с концами, а тут жди черт-те сколько!
Гена скорчил гримасу:
– Извини, коли разочаровал. Имей в виду, комнату в самом деле продать хочу, не найдешь подходящую за полгода – приходи. Михалыч правильно сказал, мы с женой сюда никогда переезжать не станем, у нас своя квартира.
Дальнейший путь мы проделали молча. Геннадий включил радио, и под оглушительные звуки музыки машина пронеслась по Калининскому проспекту, свернула куда-то вбок и в конце концов затормозила возле высокого мраморного крыльца.
– Ну все, – сказал Гена.
– Спасибо.
– Нема за що, – хмыкнул парень.
Он вылез, щелкнул брелком сигнализации, иномарка коротко моргнула фарами. Гена сунул ключи в карман и пошел по ступенькам вверх к красивой входной двери из красного дерева.
– Эй, Геннадий Николаевич, – раздалось откуда-то сбоку.
Гена, стоя на верхней ступеньке, обернулся. К нему спешил полноватый мужчина лет сорока в слегка мятом бордовом костюме. И тут я внезапно сообразила, где видела Геннадия раньше. Он точно так же в тот раз шел по лестнице, только не поднимался, а спускался… И точно таким же взглядом дохлой рыбы скользнул по мне… И точно так же мне стало страшно и неуютно…