Сам же с надеждой подумал: «Полагаю, пилотам хорошо видны наши ярко-оранжевые жилеты. Мы в самом центре освещенного круга…»
Он не ошибся – пилоты двух самолетов отлично видели группу соотечественников, одетых в яркие жилеты. Но он ошибался в другом.
Первая ошибка заключалась в том, что умудренному опытом Францу не стоило всецело доверять особам, приближенным к верхушке рейха. Такие люди, как оберфюрер Рауфф, всегда держали в голове глобальный результат, не щадя ради его достижения жизней простых офицеров и солдат.
Из первой оплошности, как следствие, вытекала вторая: вместо самолетов-амфибий «BV-138» над беззащитной дивизеншутцкоммандо кружили два «Heinkel-111» с полной бомбовой загрузкой.
Определив удобно подсвеченную цель, пилоты прекратили имитацию захода на посадку, выровняли полет, встали на боевой курс и открыли бомболюки.
Через несколько секунд светлое пятно с барахтающимися людьми накрыли шестнадцать бомб весом по двести пятьдесят килограммов каждая.
Белый огонек кружил на парашюте еще с полминуты, освещая вспененное море и куски человеческих тел…
Япония, Токио
Корсика, Аяччо
Несколько дней назад
Старый японец смешно таращил глаза, отчего напускная ярость смахивала на предсмертную гримасу.
Рауфф тряс перед его лицом старым снимком:
– Вот мое фото. Узнаете?
Куроки водрузил на нос очки, поднес поближе снимок и надолго замолчал. Потом в изнеможении откинулся на подушку и выдавил из себя несколько слов.
Пудава негромко перевел:
– Недавно сюда наведались незнакомые люди: два европейца и монах из Тибета. Куроки-сан проклинает себя за то, что поверил им. Но они назвали пароль.
– Значит, нас опять опередили, – процедил старый нацист. И, тихо выругавшись, добавил: – Правильно делает, идиот, что проклинает. Тибетский монах – вероятно, твой брат Цэрин?
– Да.
– О чем он еще говорит?
– Куроки-сан отправил с ними своего ученика – единственного человека, знающего ровно столько, сколько знает он сам.
Бывший генерал еле сдерживал рвавшееся наружу негодование. Останавливало одно обстоятельство: решить возникшую проблему мог тот, кто способствовал ее рождению.
– Старый идиот, – снова выругался он. – Поинтересуйся, каким образом он намерен исправить положение?
Тяжело вздыхая, японец неуверенно отвечал на вопросы.
– Он предлагает найти его ученика, – переводил лама жалкие потуги японца.
– Пусть для начала опишет тех, кто к нему приходил.
– Главным был высокий солидный брюнет лет пятидесяти с тяжелым взглядом и неприятной манерой говорить, – медленно выдавал информацию Хикару. – Второй – светловолосый широкоплечий здоровяк. Он едва не бросился с кулаками на людей из «якудзы», когда те прибежали на зов жены. Третий…
– Довольно, – прервал Рауфф, – третьего мы знаем. Попроси подробнее описать ученика.
– Ученика зовут Кавагути. Профессор-бактериолог Кавагути. Ему сорок лет. Он высок, худощав, носит очки.
– Негусто. По таким приметам мы будем искать его несколько лет. Скажи, пусть собирается – он поедет с нами.
Получив приказ отправиться в далекое путешествие, японец закатил настоящую истерику. Натянув на голову одеяло, он сучил ногами и что-то кричал тонким голоском.
На шум прибежала сморщенная старуха и тут же исчезла…
А спустя всего несколько минут в коридоре послышались шаги и приглушенные ругательства оставленных на улице Алоиса и Бруно.
В спальню решительно вторглась толпа молодых японцев. В глазах неистовая злоба, в руках пистолеты, ножи и бейсбольные биты. В центре компании – перепуганные последователи нацистского движения.
– Кто эти недоноски?! – взревел Рауфф, указывая на вооруженных молодцев.
Куроки выглянул из-под одеяла.
– Это друзья моего внука.
– Немедленно прикажи им покинуть дом!
Старик что-то сказал парням, и те попятились в соседнюю комнату.
– Куроки-сан говорит, что не может никуда ехать, – прошептал Пудава. – Он очень стар, болен и просит оставить его в покое.
– Болен и стар?! Да я старше тебя минимум на десять лет и остаюсь верен присяге! Спросите его, Пудава, какое он имел звание в Императорской армии?
– В сороковом году за успешное испытание бактериологического оружия в лагере военнопленных в Нанкине ему было присвоено звание «прапорщик», – в точности перевел монах. – А в сорок втором его произвели в лейтенанты.
– В Нанкине? – встрепенулся бывший генерал СС. – Значит, это ты накормил три тысячи китайцев пирожками, зараженными тифозными бактериями?
– Я был одним из десятков ученых, участвующих в той давней операции, – жалобно пискнул японец.
– Так-так, – с надменным удовольствием потер ладони Рауфф. – Заразил пленных тифом и отпустил с тем, чтобы они разнесли смертельную заразу по территории противника. Умно придумано! А теперь лежишь и прикрываешься болезненной старостью?! – Подойдя к кровати, он сдернул со старика одеяло и рявкнул: – Встать, лейтенант, когда с тобой разговаривает высший офицер великого рейха!!
Куроки оказался не таким уж слабым и беспомощным, каким хотел представить себя при первой встрече с немецким генералом. Подчинившись приказу, он попросил пятнадцать минут на сборы.
Разгневанный гость покинул спаленку и пил зеленый чай под кряхтенье и возню, доносившиеся из-за тонкой перегородки.
– Я готов, – появился японец в большой комнате.
Оттаявший к тому времени Рауфф улыбнулся:
– Хикару, да на тебя еще женщины будут засматриваться!
Старик был одет в приличный костюм со стальным отливом, на ногах сверкали начищенные туфли, а в руках он держал трость и небольшую шляпу. Старуха, встревоженная и расстроенная внезапным отъездом мужа, хлопотала рядом.
– Я готов, – повторил Куроки и, подняв кверху высохший указательный палец, со значением сказал: – Правда, вынужден вас предупредить, генерал: часть моей работы предусматривала погружение под воду, но последний раз я надевал акваланг лет сорок назад.
– Под водой работать не придется. Мы используем тебя в качестве научного консультанта…
Рауфф, Куроки и Пудава летели в первом классе, Алоис и Бруно парились в «экономе».
На пути из Токио в Италию самолет произвел всего одну посадку, во время которой Рауфф приказал молодому помощнику дозвониться до Хейдена. Бесполезно – телефон издавал длинные гудки, а третий молодчик не отвечал.